Все-таки Золотая Орда являлась частью общей монгольской империи, и воля хана была подчинена воле великого хана, которому правители Кыпчака доводили свое мнение различными способами. Пока был жив Чингисхан, его слово являлось законом для всех, даже в отдаленных уголках империи монголов. После смерти своего старшего сына Джучи, которому по монгольским законам наследования он передал в управление земли Кыпчака, Чингисхан, вопреки правилам, им же установленным, поставил туда правителем сына Джучи Бату, подчинив ему его старшего брата.
Бату, как представитель старшей ветви дома Чингисхана, являлся определенным исключением из правил наследования
[306], но сам он законы деда не нарушал, перенаправляя, как это предписывалось, посланцев, которые к нему прибывали, в Каракорум. Это правило касалось и Вильгельма фон Рубрука в 1253 году, в отношении которого имелись четкие указания великого хана, так же как и послов, прибывших в Сарай с Кавказа, который тогда относился к кыпчакской империи.
Послов, которые уведомили о подчинении Грузии Кыпчаку, и сына грузинской царицы Русудан переправили дальше в Каракорум. Также и Гияс эд-Дин, прибывший из Рума, должен был отправиться на Восток, потому как, по свидетельству грузинских летописей, «было обычаем, что все подвластные князья должны сначала явиться к Бату, а от него поехать к Монке». (Здесь, как и в остальных случаях, относящихся к тому времени, в источниках Монке назывался великим ханом ошибочно.)
Несмотря на корректную позицию в этом вопросе, отношения Бату с центральной властью в годы правления великого хана Гуюка накалились до такой степени, что уже тогда возникла реальная опасность гражданской войны. Выборы нового великого хана Монке проходили при деятельном участии Бату, который лично отклонил другую предложенную кандидатуру. Поэтому нет ничего удивительного в том, что его взаимоотношения с Монке носили весьма дружественный характер. Благодарность великого хана за помощь в своем избрании выразилась в его указании передать Бату, как старшему в доме чингисидов, пятую часть всей военной добычи от предстоящего военного похода Хулагу.
Вильгельм фон Рубрук утверждает даже, что подданные Бату свысока смотрели на подданных Монке и не оказывали поэтому предписанного уважения его посланцам. Теперь уже невозможно установить, является ли такое утверждение правдой. Весьма вероятно, что францисканец сделал обобщающие выводы на основании какого-нибудь единственного случайного факта, который был им преподнесен как типичный.
Незадолго до своей смерти хан Кыпчака послал к Монке своего сына Сартака, который не стремился к тому, чтобы великий хан утвердил его в качестве наследника трона после кончины своего отца.
Стычка Берке с Хулагу, проходившая параллельно с борьбой Хубилая (с 1259 года) против Арыка-Буги, принесла с собой некоторое отчуждение от центральной власти, поскольку Берке признал великим ханом не Хубилая, а Арыка-Бугу. В то время в Кыпчаке появились даже монеты с его именем. Изменившееся положение вещей наглядно демонстрирует тот факт, что в 1258–1259 годах Берке ограничился приглашением к своему двору грузинского царя Давида V, не отправив его, как предписывали правила, на Восток.
И все же в скором времени представился случай для примирения между Берке и великим ханом, когда в руки хана Золотой Орды попал сын Хубилая и тот отправил его домой. К тому же борьба за трон великого хана в Монгольской империи закончилась поражением Арыка-Буги. Но имя Хубилая на кыпчакских монетах, в отличие от его предшественника Монке, так и не появилось. Тем не менее ханы Кыпчака Менгу-Тимур в 1267 году и Туда-Менгу в 1283 году были пока еще утверждены Хубилаем. Более того, именно Туда-Менгу вместе с Ногаем предложил Хубилаю провести курултай
[307]. Однако кыпчаковские представители на нем не появились.
Кончина в 1294 году Хубилая, достойного уважения главы объединенной монгольской империи, расшатала основы единства государства как в Персии, так и в Кыпчаке. И хотя иранская империя монголов на основе личных и родственных причин продолжала поддерживать довольно оживленные связи с Китаем, контакты с ним со стороны Золотой Орды стали заметно прохладнее. Собственно говоря, только еще хан Узбек по примеру Берке отправил в Пекин подарки (драгоценные камни, соколов и верблюдов).
По совету своего окружения хан Узбек не поддался на попытки Трансоксании, которая утверждала, что тот не согласен с избранием Узбека, настроить его против великого хана. Но если при этом хан Кыпчака назвал великого хана «тенью неба», то только потому, что это соответствовало иерархическим взглядам, принятым в едином монгольском государстве, и отвечало средневековым «правилам хорошего тона».
В китайском же понимании это означало, что хан по-прежнему считает себя подданным китайского императора. Дело в том, что ханы Золотой Орды, как и другие монгольские правители, еще до середины XIV века имели в Китае свои уделы. Поэтому в 1336 году Узбек отправил в Китай делегацию, чтобы выразить свое почтение и напомнить о своих правах.
Подлинное положение хана внутри Кыпчака, особенно после смерти Хубилая, уже не зависело от воли великого хана. О последних контактах и отношении друг к другу обоих правителей нас информируют только китайские источники. При этом следует учитывать, что данные источники преследовали свои интересы в том, чтобы максимально возвеличить власть своего императора. Но с середины XIV столетия умолкли и они, так же как и писатели Переднего Востока, которые перестали писать об этом еще начиная с 1283–1284 годов. После падения в Китае монгольской династии Юань
[308] в 1368 году оборвались последние связи Кыпчака с этим государством, даже если они еще и сохранялись.
С середины XIII века для ханов Золотой Орды куда более важными, чем связи с Востоком, стали отношения с Египтом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что тесные связи между двумя странами нашли свое отражение и на государственном уровне.
После обращения в ислам, скорее всего еще до занятия ханского трона, Берке по совету своего духовного советника аль-Бахарзи
[309] установил отношения с халифом аль-Мустасимом Биллахом
[310] из Багдада (1242–1258) и начал с ним обмен посланцами и подарками. После занятия Хулагу резиденции аббасидского правящего дома в 1258 году его представители нашли убежище в Египте, что позволило найти идеологические точки соприкосновения с Кыпчаком.
