Тайер кивнул и улыбнулся.
– Одна старая перечница проговорилась, что ты всегда мечтала увидеть кита на ходу. Мы едем смотреть китов.
Он раскошелился на «Отель Сивью» – кабельное телевидение, стереорадиола в номере и ресторан с закусками по двадцать пять долларов.
– Кофе будешь? – громко спросила я Тайера сквозь шипение струй воды в душе: «Мистер Кофе» была встроена прямо в стену.
Тайер высунул голову из тумана душевой:
– Не, это тогда всю ночь спать не буду. Нам надо быть на катере к восьми утра.
Забравшись в постель с еще влажными кудрями, он направил пульт на телевизор, и ящик будто умер. Тайер осторожно снял свои очки в тонкой оправе и стянул трусы.
– Ну, – спросил он, – как ты?
Моя рука нашарила его руку.
– Немного подавлена. Но не уничтожена. Ты сам как?
– Я-то? Не знаю. Больно немного. После стольких лет трудно сказать: «Хорош, сдаемся. Бросаем это дело».
– Спасибо за эту поездку.
Тайер улыбнулся и поцеловал меня.
– Спасибо, что спросила, как я. – Его рука скользнула под мою ночную рубашку и вверх по ноге. – Так что ты решила? – спросил он. – Красный свет или зеленый?
– Желтый, – ответила я. – Продолжать движение, соблюдая осторожность.
Насчет кофе Тайер оказался умнее. У меня разыгрались нервы, и я не смогла уснуть.
Я тихо встала и включила телевизор на минимальный звук. Переключая каналы, я не понимала, что показывают: перед глазами стояло опухшее мамино лицо в тот миг, когда она отрезала кабель у моего большого консольного телевизора и развернулась ко мне – тогдашней, толстой – с ножом в руке. Мама в свою лучшую и самую сильную минуту.
По одному из общественных телеканалов показывали «Вудсток». Надо же, он успел настолько состариться, что его крутят офф-тайм…
Тайер вздохнул во сне. На экране Джон Себастиан в ветхой психоделической футболке пел песню о снах.
Камера выхватила ликующую толпу, и в ней на долю секунды мелькнули те, кого я сразу безошибочно узнала: Ларри, Руфь и Тиа. Значит, они все-таки попали на «Вудсток»! Успели!
Утром небо было темным, и мы оба проспали. Бешено гоня к пирсу, Тайер, несмотря на дождь, не включал дворники. Он внимательно слушал, что я ночью увидела по телевизору. Небо то и дело распарывали молнии.
– Слушай, – сказала я, – может, не стоит? Отель прекрасный, мне вполне достаточно. Необязательно еще и китов искать.
Тайер подождал, пока стих раскат грома.
– Мы поедем.
Спустя полтора часа болтанки в открытом море сотня пассажиров съежились на скамьях в салоне катера. Пахло мокрыми волосами, сырой одеждой и немного рвотой – у некоторых женщин началась морская болезнь. Дождь лупил по поверхности океана.
Тайер прижимал меня к себе. Мы оба оделись слишком легко и совсем закоченели.
– Разочарована? – спросил он.
– Да… Ну, ничего.
Морской биолог включила свой микрофон и рассказала несколько теорий, почему мы не увидели китов. Она добавила, что бар будет открыт до самого возвращения в порт, а в обратный путь мы отправимся через десять минут.
– К вашим услугам пиво и коктейли…
Вибрацию заработавших моторов катера я ощутила подошвами ног и животом.
– Дождь перестал, – сказала я Тайеру. – Пожалуй, я поднимусь на пару минут.
– Там холодно, – предупредил он.
– Я все равно не смогу спокойно сидеть.
– Составить тебе компанию?
– Нет, спасибо.
На палубе смеялись молодые вахтенные в оранжевых непромокаемых пончо. У них на груди качались бинокли. Невыносимо было видеть их счастливое безразличие.
Но я думала, что, какую бы цену я ни заплатила, какие бы горести ни вынесла, мне знакомы и подарки судьбы. Не только наша с Тайером семья, но и дорогие сердцу умершие – мама и бабушка, мистер Пуччи, Вита Мэри. Они по-прежнему со мной. Они всегда рядом.
За бортом серый океан вдруг стал зеленым и вскипел двадцатифутовым кругом пузырьков.
Я стояла ближе всех – матросы еще ничего не заметили.
Затем вода снова потемнела до нормальной и, хотя все было тихо, в глубине что-то происходило, и это чувствовала только я. Я мельком поглядела на залитое дождем окно салона, высматривая Тайера, но у меня не было времени его вызывать. Меня трясло. Я не могла позволить себе хоть на миг отвести взгляд от воды.
Она вырвалась из глубины, разбив океанскую гладь!
Китиха выскочила головой вперед – огромное, в лоснящихся ложбинах, тело взмыло к небу. Мощный хвост оторвался от воды, плавники показались черными крыльями. Падение в воду было медленнее – грация возобладала над силой. Расколов океан, она, в белом взрыве пены, ушла под воду.
Я видела ее – и в воде, и в полете. Я промокла в фонтане ее брызг. Пережила крещение. Я смеялась и плакала, облизывая соленые губы.
Люди выбежали из салона и сгрудились у бортика, восторженно вопя и наставив на бурлящую воду фотоаппараты и пивные бутылки. Тайер, на голову возвышаясь над всеми, громко позвал меня. Я заорала в ответ, проталкиваясь к нему в набежавшей толпе.
– Тайер, я ее видела! – кричала я. – Видела!
Выражение признательности
Моя признательность Коннектикутскому комитету искусств и Норвичской свободной академии за великодушное одобрение моего проекта.
Спасибо тем, чья поддержка и/или критика помогли создать книгу: Ларри Блуму, Теодору Деппу, Барбаре Домбровски, Джоан Джофф Холл, Джейн Хилл, Терезе Кармел, Нэнси Лагомарсино, Кену Ламоту, Евгении Лефтвич, Энн З. Левенталь, Пэм Льюис, Этель Манцарис, Фейф Миддлтон, Дэвиду Морсу, Нэнси Поттер, Ванде Рикерби, Джоан Селиджер Сидни, Глэдис Свон и Гордону Уиверу.
Еще хочу поблагодарить Джона Лонго, бывшего смотрителя третьего этажа библиотеки Гомера Бэббиджа в Коннектикутском университете, делившего со мной летний ленч и беседу семь лет подряд, пока писалась эта книга, а также преподавшего мне урок мужества.
Я счастлив, что роман попал в любящие руки моих литературных агентов и подруг Линды Честер и Лори Фокс, чей острый глаз и добросердечие помогли подготовить книгу.
И наконец, спасибо моему редактору и paisana
[41] Джудит Реган, которая, одной рукой нянча новорожденную дочку Лару, а другой – мою рукопись, помогла роману появиться на свет.
Наш день придет,
Если мы научимся ждать…
«Руби и Романтики»
К рассвету мы разделили
Твое одиночество и отчаяние,
Огромную томительную страсть
Твоего жуткого вопля,
Когда ты повернул к нам
Слепую голову
И приоткрыл
Налитый кровью блестящий глаз,
В котором мы с ужасом увидели и узнали себя.
Стэнли Кьюниц, «Уэлфлитский кит»
