Я слышала его возню.
– Это, – я махнула рукой, не оборачиваясь, распахнула дверцу и побежала мимо собачьего загона. Собаки залаяли и начали бросаться на забор. Происходящее казалось нереальным, каким-то дурным сном.
Он нагнал меня за домом. Я потеряла равновесие, и он упал сверху, рывком заломив мне руку.
– Не щекочи меня! – закричала я. – Это не смешно! Что ты делаешь?
Джек словно не слышал.
– Маленькая Мисс Невинность… достали твои увертки! Я дам тебе то, на что ты напрашивалась! – Он будто выплевывал слова. – Смотри на меня, когда я с тобой говорю! – заорал он. – Сука!
Его колено с размаху прижало мою ногу к земле, прищемив кожу. Я поглядела на него.
– А теперь скажи: «Трахни меня, Джек!» Проси меня тебе засадить!
Я рванулась в сторону, но он схватил меня за запястье, прижав руку к земле, и снова больно дернул. Это не Джек, говорила я себе. Кто-нибудь – папа, настоящий Джек – придет и спасет меня.
Свободной рукой он задрал мне юбку. Я почувствовала, как рвется ткань.
– Эй, если порвешь форму, будешь за нее платить! – закричала я. – Клянусь Богом!
– Заткнись, – прошептал он почти моляще. – Слушай, мне приятнее, когда ты не сопротивляешься. Мы же с тобой друзья. Не разрушай этого. Я не могу… Больно не будет, если не станешь вырываться, обещаю…
Его пальцы трогали и тыкались в меня. Я пыталась приподнять голову, ударить его кулаком или плюнуть в лицо, но кулаки не наносили удары, а плевок упал на подбородок. Джек локтем прижал мне шею, отчего я начала задыхаться.
Он вдавливался в меня грубо и зло. Его джинсы были спущены.
– Ненавижу тебя! – закричала я. – Свинья!
Я перестала сопротивляться, словно отброшенная резкой болью. Лай собак слышался будто издалека. Уши забивали только его сопение и ругань, снова и снова, в такт каждому движению, разрывающему меня изнутри. Он меня расколет, подумала я. Он меня сломает, и я умру.
Повернув голову в сторону, я смотрела, как мои пальцы роют землю. Рука сама сжималась и разжималась, не слушаясь меня. «Представь, что я умерла», – сказала я отцу и теперь точно знаю, что никто мне не поможет, что я одна.
Ярость Джека вдруг сотрясла нас обоих, и он замер. Лежа на мне, точно мертвый, он всхлипывал, пытаясь отдышаться. Поднявшись, он с силой пнул меня в бедро и ушел за здание приюта.
Я слышала, как он мягко говорит с собаками, успокаивая их.
По пути домой Джек плакал и говорил, не замолкая ни на минуту:
– Мы с тобой ужасные люди. Не воображай, будто я один виноват – мы вместе это сделали.
Мозг у меня как-то онемел, а внизу все горело. Казалось, машина еле ползет.
Джек говорил о каком-то пистолете.
– Ты вот не поверишь, что я им воспользуюсь, а я сделаю это. К чему ей жить, если она узнает, что мы сделали… Ах, ты не дашь взять тебя на пушку и все расскажешь… Ну и рассказывай… Я оставлю записку. Подумай, какие вопросы тебе будут задавать!
Остановившись у суперетты Конни, он снял сухую травинку с моего форменного платья. Я боялась оттолкнуть его руку.
– Ты мне теперь стала гораздо ближе, – заявил Джек. – Мы с тобой отныне соучастники. Если ты кому-нибудь разболтаешь, клянусь, я это сделаю. Ты услышишь выстрелы. Мы с ней будем лежать на полу с разнесенными пулями головами. Две смерти будут на твоей совести!
Три, мысленно поправила я, ты ребенка не посчитал. Я вылезла из «МГ» и пошла по улице, глядя на свои туфли, на ноги, которые несут меня домой.
Стол был накрыт к ужину. На кухонном столе лежала стопка почты для мамы. Почищенная и порезанная картошка стояла в кастрюле с водой на плите.
В гостиной орал телевизор. Я прошла мимо бабушки и начала подниматься к себе в комнату. На рукаве блузки было грязное пятно. Трусы и ляжки были вымазаны кровью – и им.
Я поглядела на себя в зеркало аптечки. Случившееся всегда будет на мне и во мне, несмываемое, как татуировка Роберты.
– Долорес, – сказала я. Я повторяла свое имя снова и снова, пока оно не начало казаться искаженным, несуществующим. Мне больше никогда не стать собой.
Я опустилась в ванну специально. Я налила ее горячее, чем, как мне казалось, выдержу. Через чистую, дымящуюся воду я видела, как краснеет кожа, и рассматривала припухлость на ноге, куда он меня ударил. Возле колена к поверхности потянулась тонкая струйка крови. Я открыла свои ссаженные ноги горячей воде.
Мне было странно находиться в своей комнате, оставаться одной. Я слышала его наверху.
Бабушка оторвалась от телевизора.
– Как школа? – спросила она.
– Нормально.
– Каждый день одно и то же! Неужели у тебя не бывает отличных дней?
– Нет.
Я ждала маму – хотела увидеть ее лицо, услышать голос, знать, что она реальна, что я с ней, дома, а не там, в лесу. Но когда мать вернулась, я поняла, что этого недостаточно. Ее губы говорили о начальстве, намятых туфлями ногах и очках в боулинге. Случившееся остро болело внутри меня, но было невидимо.
Выкидыш у Риты случился в ноябре, в воскресенье днем, через неделю после того, как она присела к нам за кухонный стол и рассказала свою прекрасную новость. Бабка подозвала меня к окну столовой и на ухо сообщила о кровянистых выделениях. Мы смотрели, как Джек несет ее к машине и кладет на пассажирское сиденье, а потом увозит. К ночи они еще не вернулись.
Я проснулась в темноте от страшного сна, в котором за мной мчались собаки, загнали в угол и начали лизать ноги. Я села и приказала себе признать свершившийся факт: Джек и я убили их с Ритой ребенка, погубили его этим грязным случаем. Я не была Мисс Невинностью – разве я не садилась к нему в машину столько раз? Разве не ласкала себя, думая о нем? Детоубийца Долорес. Виновна, как грех.
Внизу было темно и тихо. Из радиаторов сочился пар. Ручка входной двери была холодной. Ледяной гравий под босыми подошвами заставлял меня идти вперед.
У Роберты горел свет.
– Долорес? – Она была в мягких бигуди и пижаме. Мой стук ее напугал. – Что случилось, милая? Что?
Я уткнулась ей в плечо и разрыдалась.
Рассказала.
Она обняла меня и долго укачивала, прижав к себе, а потом налила чаю. Тепло объятий и выпитого чая стало первым, что мне наконец удалось ощутить за несколько недель.
На рассвете мы с Робертой перешли через улицу, чтобы разбудить мою маму.
Часть II
Киты
Глава 8
Мистер Пуччи, консультант в старшей школе Истерли, субтильный человечек с маленькими ручками и накладкой на лысине, был моим единственным другом все три с половиной отвратительных года обучения.
