Каждое утро, просыпаясь, я наизусть помнила число дней, оставшихся до ознакомительной недели на первом курсе. Вид кухонного календаря вызывал рвотные спазмы. Опустив в ящик письма Киппи, я приходила домой и блевала в туалете, стараясь рыгать потише и пустив воду из крана, чтобы бабка ничего не услышала.
За месяц до маминой смерти бабка с подружками из церкви скинулись по двадцать пять долларов на четырехдневную автобусную экскурсию в Страну Амишей
[11], организованную клубом путешественниц прихода св. Антония. И теперь миссис Мамфи ежедневно звонила бабке, уговаривая ее поехать, несмотря ни на что.
– А мне все равно, что по этому поводу думает отец Дуптульски, Джуди, – отбивалась бабка. – На этой неделе придут обои клеить! А вдруг там острую еду подают? Кроме того, – тут ее голос становился сдержанным и глухим, – не забывай о девочке!
В разговоре с подружками она всегда называла меня «девочка», понизив голос, будто в нашем доме прятался монстр, сумасшедшая жена мистера Рочестера с чердака из «Джен Эйр». В одном из сочинений я написала, что эта лунатичка привлекает меня больше зануды Джейн. Миссис Бронштейн вернула сочинение, обведя эту фразу и поставив рядом несколько вопросительных знаков.
– Бабушка, поезжай! – уговаривала я ее. Мысль о четырехдневном пребывании в одиночестве привела меня в восторг. Свобода от бабкиных попыток вымести из дома любые напоминания о моей матери! Я бы собрала оставшиеся свидетельства ее жизни, перебрав коробки на чердаке и все шкафы и ящики комодов. Мне очень хотелось досконально – или насколько получится – узнать, кем она была, восстановить цепочку шагов, которые привели ее к гибели. – Возьмешь с собой побольше пепто-бисмола. Обо мне ни секундочки не волнуйся!
Бабка недовольно пожевала губами.
– Ты же не впустишь оклейщика! Притворишься, что никого нет дома, и тут ничего не будет сделано! А я уже всей душой настроилась на перемены! – Она кивнула на рулоны в целлофановой упаковке, прислоненные к тумбочке с телефоном. Бабушка выбрала обои с розовыми створчатыми раковинами на фоне цвета кофейного мороженого. – Да и нехорошо это, люди меня осудят. Скажут, положенный срок не вышел, а она уже пустилась шляться по стране. Или станут держаться чересчур любезно. Станет слишком тихо, я потеряю сон, и кончится тем, что я буду сидеть здесь и думать…
– Но не поехать – это все равно что взять четвертной и спустить его в унитаз.
На это бабка всерьез нахмурилась.
– Джуди Мамфи тоже думает, что я сглуплю, если не поеду. А вдруг этот оклейщик ненадежный? По телефону он говорил как-то сонно.
– Может, переработал. Едва языком шевелит, потому что на его услуги большой спрос. Я справлюсь! – В доказательство я схватила «Электролюкс» и начала пылесосить лестницу, задыхаясь и потея, но вожделея бабкиного отсутствия. Снизу бабушка недоверчиво смотрела на меня, уперевшись руками в бока и ища, к чему придраться.
Позже, вытирая пыль в гостиной, она рассеянно замерла на месте.
– Что случилось? – спросила я. – У тебя приступ дурноты?
– Приступ дурноты? Еще чего! – Бабушка опустилась в свое большое кресло, положив костлявые руки на мягкие подлокотники. – Я просто думаю о Бернис, как она всегда любила поездки. Эдди тоже нравилось кататься, но Бернис особенно. Давно еще, она тогда была маленькой, после воскресного обеда отец возил нас на своем седане развеяться. Бернис закрывала глаза и высовывала лицо в окошко, ловя встречный ветер. Когда мы доезжали до места, на голове у нее был сущий колтун.
Я затаила дыхание. Если бабка спохватится, что я здесь, она перестанет говорить о маме, а ведь ее слова – как бальзам на рану. Она улыбалась странной, далекой улыбкой.
– Когда Эдди был маленький, Бернис ходила за мной как тень и выпрашивала поручения. Это потом характер у нее испортился: попросишь что-нибудь сделать, а она скроит такую мину, будто ее смертельно оскорбили… – Бабка повернулась и с недоумением поглядела на меня. – Диковинно как-то. Я пережила их обоих – и того малыша, и свою маленькую помощницу.
На миг я увидела бабку такой, как она воспринимала себя: приличной женщиной, которой Господь, по своим неисповедимым соображениям, посылает наказания. Я почти любила ее за эту растерянность. Я почти коснулась ее.
– Бабушка, я серьезно, – сказала я. – Ты заслуживаешь немного развеяться.
– Эти амиши не разрешают себя фотографировать, – пожаловалась бабка. – Приходится прятаться и снимать обманом. Белые вороны они, вот что. – Ее глаза снова сузились до нормального состояния. – Я тебе вот что скажу, – начала она. – Вот нипочем не стану пользоваться туалетом в автобусе! Придется им останавливаться и ждать меня, нравится им это или нет.
В восемь утра в четверг бабушка ждала на крыльце с древним коричневым чемоданом. Она выписала чек оклейщику обоев и спрятала в хлебнице за молочными крекерами.
– Если у него будет подозрительный вид, даже на порог его не пускай, – сказала она. – Пошел он к черту!
Она кивнула собственному чертыханию, довольная, что ввернула крепкое словцо. Знакомый сигнал седана дочери миссис Мамфи заставил бабку шустро заковылять по дорожке. Вот так неожиданно я осталась одна.
Я намеревалась сразу начать свое расследование – подняться на чердак и перебрать мамины вещи, но вместо этого опустила жалюзи, уселась на диван и включила передачу «Утренний спектакль». Показывали черно-белый дублированный фильм «Чудо Марселино». Губы у людей на экране двигались отдельно от перевода, заканчивавшегося раньше времени. Таинственного сироту, найденного в пустыне, приютили монахи. После череды событий – чудес либо совпадений – мальчишку укусил скорпион, а затем Бог призвал Марселино в рай, и пацан вознесся через потолок монастыря в луче яркого света.
– Фигня, – уверила я себя, переключая канал, пока дублированный Божий глас еще объяснял логику смерти мальчика прифигевшим монахам.
После отъезда бабушки ленч можно было есть в любое время, когда захочется. Я поставила духовку на 425 градусов
[12] и прочла инструкцию на телеобеде «Хангри мен». Надо было не забыть снять фольгу за пятнадцать минут до окончания готовки, если хочешь, чтобы у курочки образовалась хрустящая корочка. Но легко, как в рекламе, никогда ничего не бывает.
Соведущими Майка Дугласа были растерявшие былую популярность «Кингстон трио». У меня впереди целый день, чтобы разобрать мамины вещи, спешки все равно нет.
Принесли почту: рекламные проспекты, письмо от Киппи и большой коричневый конверт, адресованный «Мисс Прайс». Киппи писала, что Данте хочет заняться с ней любовью, чтобы закрепить их союз и чтобы она от него не ушла. Я подумала о липкой слизи Джека на моих ляжках в тот день. «Уступать мне ему или нет?» – писала Киппи.
Я съела целую тубу крекеров «Риц», не получив никакого облегчения. Представила Киппи и ее бойфренда за смелым петтингом, как его руки шуруют у молнии и расстегивают ей джинсы. «Играть с огнем», – так это называла Дорогая Эбби.
