Я провела пальцем до самого конца Кейп-Кода – Провинстауна, где у таксиста родня, затем немного вернулась назад и нашла Уэлфлит. Потом сложила карту. Аугусто: я знаю имя его кузена, но не знаю его самого.
В газетной статье какой-то специалист утверждал, что китов к самоубийству понуждает целый ряд причин: воздействие локаторов, паразиты во внутреннем ухе, первобытный инстинкт поиска суши. Или это какая-то тайна, которую ученые разгадать пока не могут. Под статьей были две фотографии – самого эксперта и трех мертвых китов, лежавших на берегу ровным рядом. В газете упоминали, что всего уже насчитывается одиннадцать китов-самоубийц.
Сзади подошла обслуживавшая меня раздраженная кассирша, ожидая, когда я освобожу место за прилавком. В руках у нее были английская оладья и пепси-кола. Она присела через два стула от меня, вздохнула чему-то и прикурила сигарету. За кассу встал кто-то еще.
Через витрину было видно, что мой таксист проснулся и разговаривает с заправщиком, заливающим ему бензин. Меня коробило, когда он обращался ко мне «леди», будто я ровесница моей бабки, но представляться сейчас казалось глупым – мы всю ночь вместе проехали. Все его святые в машине действительно немного успокаивали независимо от того, верю я в них или нет.
Я перехватила взгляд кассирши, разглядывавшей моего таксиста через витрину. Она была костлявой и замученной, с вялыми, заколотыми на затылке волосами – посмотреть не на что. Ложь сама подвернулась на язык, и мне отчего-то было очень важно, чтобы кассирша в нее поверила.
– Я гляжу, мой засоня-муженек наконец проснулся, – сказала я, двинув подбородком в направлении такси. – Вон он, в красной куртке. Мы едем на Кейп-Код, у нас медовый месяц. Он устроит мне сцену, если сейчас же не получит свои пончики с корицей.
Кассирша посмотрела на мою огромную ногу и снова подняла глаза.
– Вам не верится, что такая, как я, может подцепить такого, как он? А вот всякое в жизни бывает. Правда, он красавчик? Мы очень любим друг друга.
Она сидела с ничего не выражающим лицом. Я одним махом перевернула весь ее жизненный опыт с ног на голову.
– Он любит меня такой, какая я есть, – добавила я. – Говорит, любимой женщины должно быть много. И любит, так любит, что сама удивляюсь!
Я подтерла пальцем лимонную начинку, капнувшую на прилавок, и сунула в рот. Кассирша встала, оставив в пепельнице дымящуюся сигарету и не притронувшись к своей пепси и оладье.
– Всего вам доброго, – пожелала я ей в спину. – Приятно было поболтать.
Снаружи воздух показался прохладным и чистым. Таксист улыбнулся при виде меня.
– Это вы были доброй феей? – спросил он. – Спасибо за кофе.
– А вот и завтрак, – сообщила я, открывая пакет с пончиками.
– Не, не надо.
– Не стесняйтесь, я же не прокаженная какая. Кстати, меня зовут Долорес.
– Ну, вы очень любезная леди, Долорес, – он заглянул в пакет, выбирая пончик.
– А вас как зовут?
– Меня-то? Доминго, – засмеялся он.
– Это испанское или что?
– Португальское. Помните, Острова Зеленого Мыса?
– Ах да, верно.
Кто их знает, где они, эти острова. В школе я считала географию второстепенным предметом.
Когда мы ехали по шоссе, я разглядывала его затылок. Затылок был в точности такого цвета, как мой кофе. Я принялась за новый пончик. Если я коснусь его шеи, таксист, наверное, от неожиданности устроит аварию, и мы рухнем с неизвестного моста, который как раз проезжаем.
– Можно вас спросить? – поинтересовалась я.
– Конечно.
– Сколько вам лет?
– Мне-то? Двадцать четыре.
– О, я так и думала. – На середине моста машин стало больше, движение замедлилось, и вскоре мы встали. – А что это за мост?
– Я вам подскажу, – сказал он. – Деревянные зубы
[19].
– Деревянные зубы?!
– Отец нации? Долларовая купюра?
– А сколько бы лет вы мне дали? – спросила я.
– Вам? Господи, ну, я не знаю… – Он поглядел в зеркало заднего вида. – Двадцать шесть? Двадцать семь? Трудно определить.
– Почему? Я настолько толстая?
Он не засмеялся и не сказал ни единого слова.
– Мне действительно двадцать семь, – солгала я. – Вы правы.
– Сдаетесь? – спросил он. – Джордж Вашингтон! Это мост Джорджа Вашингтона. Вы тут еще не бывали?
– Даже не знала, что такой есть, – пробормотала я.
– А теперь можете сказать, что бывали!
– А вы женаты?
Он засмеялся:
– Я-то? Нет, не женат.
– А были?
– Однажды чуть не женился.
– И что помешало?
– Это длинная история.
– Как это понимать? Она вас бросила?
– Нет, это надо так понимать, что я не хочу об этом говорить.
– Ну и пожалуйста! Извините, что дышу вашим воздухом, – доев лимонный пончик, я принялась за тот, что с корицей.
Я представила, как мы, прорвав металлическую сетку, падаем в воду далеко внизу, и меня передернуло.
– Кстати, я вспомнила название городка – Уэлфлит, – сообщила я. – Вот там мы с друзьями и встречаемся.
– Я знаю, где это, – сказал таксист. – Довольно далеко. Стоп, про этот городок же в новостях рассказывали! Я смотрел «Хантли-Бринкли». Сумасшедшие киты продолжают выбрасываться на берег и подыхать. Никто не знает, почему. Кроме меня.
Я затаила дыхание.
– Да, я решил китовую проблему. Все дело в том, что тот парень прошелся по Луне! Нейл этот, который астронавт.
В выходные, когда хоронили маму, мы с мистером Пуччи сидели на диване перед телевизором. Звук был, но я ничего не слышала.
– «Маленький шажок для человечества!» Он все испортил, даже бедных китов, – рассмеялся таксист. – По-моему, дело в этом.
Под машину летели мили и минуты. «Новая Англия и Восток», «Добро пожаловать в Коннектикут».
Под ложечкой начиналась сосущая тошнота всякий раз, как таксист притормаживал, чтобы заплатить пошлину, бросая четвертак в корзинку для мелочи под расчет. Умереть должна была я, а не мама. Через месяц ей исполнилось бы тридцать девять.
«Олд Лайм», «Мистик», «Следующий поворот – Рыбачья бухта».
Интересно, жива ли старая Мэсикоттша, по-прежнему ли пьет пиво «Рейнголд» и покупает себе бойфрендов? Я не могла вспомнить кличку ее собачонки – толстой, моргающей спаниелихи, обожающей печенье.
