Данте подошел сзади и положил руку мне на задницу – осторожно, словно пробуя утюг.
– Скажи что-нибудь, – попросил он.
– Ты же вроде решил летом писать стихи? Говорил, тебе это необходимо.
– Поездка даст новый импульс для творчества. Когда ко мне придет вдохновение, ты будешь садиться за руль.
– Ты меня ни о чем даже не спросил!
Его кулак с силой врезал по матрасу, подняв целый вихрь пылинок.
– А я-то надеялся, ты обрадуешься! Думаешь, легко было все это организовать?
– Но ведь большая часть этой суммы – свадебный подарок моей бабушки!
– А-а, теперь я понял! Руки прочь от свадебного подарка, потому что она моя бабка, а не твоя? Вот не знал, что ты такая вонючая материалистка! Мисс Рыночная Стоимость!
– Не в этом дело! А в том, что ты принимаешь решения без меня!
– Да? А твоя гребаная Мим Как-бишь-ее, может, я и ее забыл спросить? Слушай, я хотел устроить тебе сюрприз, медовый месяц, которого у нас не было. Я ведь не из-за того, что нашему браку нужен новый старт: у нас и так достанет супружеского счастья…
«Дорогая бабушка!
Потрясающая новость! Мы с Данте решили потратить деньги, подаренные тобой на свадьбу, на покупку фургона. В августе мы едем путешествовать по всей Америке (в Диснейленде куплю тебе ушки Микки-Мауса)! Точного маршрута мы еще не знаем, но обязательно заедем навестить тебя либо в начале поездки, либо в конце. Мне пришлось отказаться от места главного кассира, но у меня по-прежнему будет работа, когда я вернусь. Люди ведь приходят и уходят, так что кто знает, может, я скоро снова верну себе эту должность.
Мне очень жаль было узнать, что миссис Мамфи сломала бедро. Я отправила ей в больницу открытку. Может, ты все-таки решишься приехать на автобусе? У тебя снова могут случиться интересные дорожные знакомства. Рискуй! Так всегда говорила мама.
Вчера утром, когда ты звонила, я вовсе НЕ плакала, у меня был насморк. Мне уже лучше. Я очень счастлива.
С любовью,
Долорес».
Данте постелил палас довольно гладко, но отверстие под блистер прорезал слишком большое. Несколько раз за день он требовал, чтобы я поливала окошко из садового шланга, а сам сидел в фургоне и соображал, где течет. Уже в сумерках он спрыгнул на землю, разразился витиеватыми проклятиями и пнул пассажирскую дверцу так, что на ней осталась вмятина.
– Теперь ты довольна? – заорал он, прижимая мою руку к вмятине. – Нравится ощущение? А все из-за твоего нытья и ворчания в последние дни!
Я вырвала руку. Боялась, что он меня ударит.
– Такая твоя тактика, да? Колупать меня понемногу? Надо сейчас сесть за руль и бросить тебя тут гнить! Вот уж камень с шеи!
– Не говори так, пожалуйста. Я согласна, поездка доставит нам радость. Я просто думала, что если бы мы купили дом, тогда…
– Ты не успокоишься, пока мы не окажемся в этом щитовом гробу в Гранитных Акрах! Пока у нас не будет мелкого, обывательского прозябания, расписанного наперед до самых похорон!
Аборт был выбором между Данте и Витой. Если он меня бросит, у меня никого из них не останется. Я снова стану прежней Долорес.
– Ты прав, – согласилась я. – Сперва я расстроилась, но огорчение было временное и уже прошло. Не говори больше, что уедешь, ладно? Я люблю тебя, Данте.
В ту ночь он занялся со мной в фургоне анальным сексом. Я прижималась лицом к новому паласу, вдыхая химический запах и повторяя про себя когда-то вызубренное в школе: «Семью восемь пятьдесят шесть, семью девять шестьдесят три… Темен девственный лес. Шумящие сосны и кедры, мохом обросшие…»
[26]. Вздрагивая от боли, я ждала, когда это кончится. Это вовсе не то, что делал Джек, говорила я себе. Это мой муж, наш фургон, мы – двое взрослых людей, давших свое согласие…
– Быть открытым новым впечатлениям означает оставаться живым, – бормотал он потом, засыпая. – Я почувствовал, что тебе понравилось, как только ты расслабилась и приняла меня. Ты телеграфировала мне свое удовольствие и разожгла мою страсть!
На следующий день я впервые вела фургон. Он шел более плавно, чем наш старый «Фольксваген», а сиденья были так высоко, что мне казалось, я левитирую. Механик в автомастерской сказал, что отрихтовать вмятину обойдется нам в 375 долларов. Я попросила сделать это срочно, сходила в банк и сняла еще двести долларов. Данте я купила две пары шорт, две футболки, все семь томов «Мобильного путеводителя» и тетрадь в кожаном переплете для его стихов. Себе приобрела новые клоги, а в аптеке взяла по рецепту противозачаточных таблеток в запас.
– Что-нибудь еще? – спросила кассирша.
Я пододвинула к ней по прилавку мазь для заживления порезов и ссадин. Утром у меня из заднего прохода шла кровь.
Если быстро просмотреть наши снимки из той поездки (десять пленок, проявили бесплатно в фотолаборатории на Род-Айленде), можно поклясться, что мы с Данте отлично провели время и его план раскочегарить наш брак, как походный примус, удался.
На снимках в основном Данте – в правой нижней части горы Рашмор, перед «Уолл драг» или на фоне Волшебного Королевства. Даже будучи не в духе, на снимках он преображался, улыбаясь самоуверенной, а-ля Роберт Вагнер, полуулыбкой. Поэтому на проявленных фотографиях казалось, что он доволен. Из сотен снимков было только одно правдивое фото – на нем я стою в горячем источнике в Йеллоустоне и опираюсь локтем на табличку «Опасно! Термальная зона»; вид у меня затравленный и испуганный. Все остальные кадры Данте делал как из засады: то ворвался в походный душ, то щелкнул, когда я спала на полу фургона с высунутым языком, беззащитная, точно мертвая.
– Бух! Готова, – говорил Данте всякий раз, сделав снимок. А если я собиралась сфотографировать его, он сперва одалживал мою расческу.
Фотографии не рассказывали, как мне было одиноко сидеть за рулем и вести фургон через целые штаты, в то время, пока Данте, устроившись по-турецки, посмеивался некой приватной шутке между ним и автором очередной книги или записывал свои личные мысли, скрипя черной ручкой «Флэр» по большим страницам кожаной тетради. Когда я думала о расстояниях, мне становилось совсем одиноко: в какой-то момент Небраска показалось попросту бесконечной. И еще меня пугало, что я слишком далеко оказалась от бабушки и ее представлений о моей жизни. Глядя на фиолетовые горы Бигхорн, я снова задумалась, а есть ли Бог, реален ли Он, не слишком ли Он далеко, чтобы как-то вмешаться. Целые дни в поездке Данте, сидя рядом со мной, был таким же далеким, как эти горы.
– Ты попалась в ловушку собственной лжи, – сказала я себе однажды, глядя в сумерках в зеркало заднего вида. – Грейсвуд, Киппи, то, как ты забеременела Витой Мэри, – целый змеиный клубок секретов. – Мы припарковались у супермаркета где-то в Калифорнии, и Данте как раз ушел за покупками. Я смотрела, как за ним закрылись автоматические двери. – Это отчуждение – кара за то, что ты никогда не была с ним честной – ни разу, с самого знакомства.
