Те, кто готовил операцию, полагали, что мина проделает в борту корабля всего лишь небольшое отверстие, но «Патриа» пострадала гораздо сильнее: она накренилась, раскололась на две части и стала тонуть. Кроме того, мина взорвалась слишком рано, когда часть людей все еще находились в каютах. Никто из готовивших операцию не предполагал, что «Патриа» была настолько ветхой, и не думал, что маленькая мина сможет нанести судну такой сильный ущерб. И никто, разумеется, не мог знать, что англичане запрут двери кают снаружи. Мало того, спасая свои жизни, они попрыгали в воду, так их и не отперев. В результате двести шестьдесят семь человек оказались в западне. Возникла давка. Люди отчаянно пытались взломать двери, но убежать из «клеток», в которых их заперли, не смогли и ушли на дно вместе с кораблем прямо у берегов Хайфы. Правда, один из пассажиров (его звали Ганс Вендель) попытался им все-таки помочь, но не успел. Вода накрыла его прежде, чем он сумел открыть хотя бы одну дверь.
Между тем от своего плана выслать прибывших на Маврикий англичане, по-прежнему полные решимости остановить еврейскую репатриацию в Палестину, не отказались. На какое-то время уцелевших пассажиров «Патрии» поместили в маленький лагерь в Атлите, расположенный возле шоссе Хайфа — Тель-Авив (где к тому времени уже сидели тысяча шестьсот сорок пять человек, прибывших на «Атлантике»), а в назначенный день за ними пришли, чтобы отвезти на ожидавший в порту корабль. Люди стали сопротивляться, и англичанам пришлось применить силу. Среди них были и такие, кому было стыдно, что с несчастными людьми, чудом оставшимися в живых во время гибели «Патрии», обращаются так жестоко, но большинство полицейских и солдат вели себя, как звери: таскали женщин за волосы, вырывали им вместе с сережками мочки ушей… «Бой» продолжался восемь часов, но силы были неравными, и в конце концов полуголых, истерзанных, истекающих кровью людей привезли в порт. На борт судна их загоняли плетками.
Путешествие на Маврикий было очень тяжелым, и, когда корабли наконец-то туда прибыли, у людей было такое ощущение, словно они очутились на далекой необитаемой планете.
В лагере мужчин и женщин разделили и более полутора лет не давали им общаться. Сделанные из листового железа стены бараков на солнце страшно раскалялись. Людей косил тиф и другие болезни…
Их освободили только 11 августа 1945 года, однако к этому времени от болезней, инфекций и издевательств англичан успело умереть сто двадцать восемь человек. На обратном пути от тяжелых ран, полученных во время пребывания в лагере, скончались еще двое.
Суровый и обычно сдержанный Авигур пережил случившееся на «Патрии» очень тяжело. Эта история стала трагедией всей его жизни — но и важным уроком на будущее. Это был аскетичный, замкнутый и невозмутимый человек, который не любил давать выход своим эмоциям, но с тех пор его постоянно мучил страх, что с детьми, которых он доставлял в Палестину, может снова произойти что-нибудь подобное. Поэтому он больше никогда не позволял себе импровизаций и впредь требовал от бойцов, осуществлявших диверсии, принимать во внимание даже самые мелкие детали.
После истории с «Патрией» руководители ишува неоднократно обращались к английским властям с петициями, в которых просили относиться к евреям, прибывающим в Палестину, более гуманно, но англичане ничего не желали слышать. «Если мы это сделаем, — говорили они, — арабы могут подумать, что мы поддались еврейскому давлению». Поэтому для Авигура каждый корабль, даже если англичане его перехватывали, был «тараном, пробивавшим иерусалимскую стену», или, точнее, стену Белой книги. Как и Бен-Гурион, он не питал иллюзий относительно возможности договориться с властями Британского мандата и начал заниматься доставкой евреев из Европы в Палестину еще в 1934 году, когда «ревизионистам»
[58] удалось зафрахтовать несколько кораблей. И хотя ему приходилось снова и снова вступать в конфликт с твердолобыми англичанами, сталкиваться с равнодушием США и других стран свободного мира, а также с противодействием части лидеров ишува, это его не останавливало. Благодаря своей интуиции, способности видеть факты во всей их наготе и полному отсутствию иллюзий он раньше других понял, что ни Соединенные Штаты (которые почти полностью закрыли свою границу для евреев), ни другие страны-союзники не собираются спасать евреев от уничтожения и что никто не видит в евреях партнеров по борьбе с нацизмом.
Когда война закончилась и начался массовый исход евреев, которым удалось уцелеть в аду Холокоста, из Европы, двери других стран — будь то Америка или Палестина — закрылись перед ними еще плотнее. Когда министр иностранных дел Великобритании Эрнест Бевин предложил американцам принять четыреста тысяч евреев (он считал, что, с одной стороны, это позволит решить палестинскую проблему, а с другой — даст англичанам возможность остаться в Палестине и сосредоточиться на борьбе с коммунизмом, который начал распространяться на Ближнем Востоке), американцы отказались.
Во время войны цензура не позволяла предавать гласности факты, свидетельствовавшие об истреблении евреев. Такая информация квалифицировалась как помощь врагу. Поэтому ни американские газеты, ни «Голос Америки», ни Би-би-си не сообщали о том, что в лагерях и гетто происходят массовые убийства, и, как следствие, те европейские евреи, до которых немцы еще не добрались, зачастую не знали, что происходит в других местах. Голливуду было дано указание не снимать фильмов о войне, в которых бы рассказывалось о печальной участи евреев. Церковь словно в рот воды набрала. Соединенные Штаты затопила беспрецедентная волна антисемитизма. В проведенном тогда опросе более пятидесяти процентов американцев заявили, что «евреи от нас отличаются», что они представляют собой пятую колонну и что их надо ограничить в правах. Государственный департамент дал указание своим консульствам по всему миру «мариновать» евреев, обращавшихся с просьбой о визе, посредством бюрократических проволочек и крючкотворства.
Если бы Соединенные Штаты всего лишь намекнули Гитлеру, что геноцид евреев противоречит их политике и осудили Германию как преступное государство, нацисты наверняка бы вели себя более осторожно. Как известно, к протестам Запада по другим — причем менее важным — поводам они очень даже прислушивались.
Правитель Венгрии Хорти, вступивший в союз с нацистской Германией, отказался участвовать в геноциде евреев и в 1944 году был отстранен от власти. После этого в Венгрию вошли немецкие войска и началась массовая депортация евреев. Каждый день в Освенцим отправлялись составы с двенадцатью тысячами человек.
Весна в том году выдалась потрясающая. Воздух был пропитан опьяняющими ароматами цветущих деревьев.
Уничтожение евреев производилось с поразительным рвением, что неудивительно: Венгрия была верной союзницей Германии, а Красная армия уже стучалась в двери нацистской империи, границы которой быстро съеживались.
Тем временем Рузвельт, Черчилль и Сталин отказывались потребовать от немцев прекратить геноцид евреев, и не исключено, что нацисты искренне считали, будто выполняют за других «грязную работу». В том же 1944 году был опубликован резкий ультиматум министров иностранных дел Советского Союза, Великобритании и США, в котором содержалось недвусмысленное предостережение немцам, что, если они используют против граждан на оккупированных территориях газ, страны-союзницы отреагируют соответственно и используют газ при атаках на немецкие города. Однако когда еврейские организации попытались повлиять на американцев и англичан, чтобы те включили в это заявление упоминание о евреях, те отказались под предлогом (который, кстати, они использовали и раньше), что евреи якобы являются подданными вражеской стороны. То же самое произошло, когда с ультиматумом относительно использования газа обратился к немцам лично президент Рузвельт. В этом ультиматуме он заявил, что, если те используют против сил союзников газ, это вызовет аналогичный ответный удар. Однако и Рузвельт категорически отверг предложение включить в свое заявление вопрос о евреях.
