А одна из женщин, чьи ноги, пересекшие всю Европу, внезапно отнялись (или, как она говорила, «окаменели»), целыми днями лежала на нарах, плакала и молила Бога о смерти, но при этом расспрашивала Йоси (которого она, как и другие пассажиры, знала под именем Амнон) о том, что их ждет впереди. «Что с нами будет? — допытывалась она. — Есть ли у нас будущее? Может ли вообще быть будущее у душ, сгоревших в огне? Как воскресить к жизни душу, превратившуюся в пепел? Каким образом можно выйти, как Икар, и вернуться, как Сфинкс? Как выглядят орлы в палестинской пустыне? Смогут ли они отличить номер, вытатуированный на руке, от номера, навсегда впечатавшегося в сердце?»
На третий день пути у одной из женщин начались роды. Она рожала, лежа на доске, накрытой простыней. Роды принимали два врача. У женщины родился сын, но сразу после родов у нее открылось кровотечение, и она умерла.
Как и в случае с ребенком на «Кнессет-Исраэль», покойную похоронили в море. Надгробные речи произнесли американский пастор Грауэл и Йоси.
— Когда евреи вышли из Египта и шли по пустыне, — сказал Йоси, — они тоже хоронили своих мертвецов, но тем не менее продолжали идти дальше.
Тело обернули брезентом и флагом, обмотали якорной цепью и сбросили в море. Кто-то сказал кадиш.
Люди, которые в течение многих лет видели вокруг себя смерть, но «продолжали идти дальше», восприняли кончину женщины очень тяжело. Некоторые из них считали, будто это произошло потому, что она не успела добраться до Палестины. «Там, — говорили они, — она бы не умерла». А некоторые даже винили в ее смерти самих себя и переживали из-за того, что они ее не уберегли.
На похороны пришло много народу. Муж покойной, которого поддерживали два матроса, горько плакал.
— Мы прошли с ней через такой ад, — говорил он сквозь слезы, — через такой ад… И вот теперь она умерла… Это просто не укладывается у меня в голове. Ведь мы уже почти доплыли до Палестины. Здесь, на этом корабле, мы фактически уже в Палестине. Так почему же она умерла? И почему именно сейчас?!
За ребенком покойной роженицы взялась ухаживать одна пожилая, лет шестидесяти, женщина, но, поскольку молока на корабле не было, ей приходилось поить его ананасовым соком, и в конечном счете он тоже умер. Правда, это произошло уже позднее, после того как корабль прибыл в Хайфу.
В восьмидесятые годы я познакомился с хозяйкой одного тель-авивского кафе. Ее звали Ш. В характере этой женщины тихое и привычное отчаяние каким-то удивительным образом сочеталось с озорным юмором и жизнелюбием, которое свойственно людям, постоянно помнящим о том, что каждый отпущенный им час жизни является бесценным подарком.
Каждый раз, как я заходил перекусить в это кафе, Ш. подходила к моему столику и спрашивала, всем ли я доволен, и однажды я увидел у нее на руке лагерный номер. Ее руки были покрыты капельками пота, потому что она только что вышла из жаркой кухни, и номер блестел, как медаль на солнце. Ш. заметила, что я не отрываясь смотрю на ее руку, но промолчала.
Однажды я спросил ее, почему у нее такой усталый вид.
— Сегодня ночью я не спала, — ответила она.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Нет, — сказала она. — Я вообще не сплю по ночам.
— Почему? — поинтересовался я.
— Стоит мне заснуть, как я вижу один и тот же страшный сон.
Я попросил Ш. его рассказать, но она отказалась.
Через две недели я снова оказался в этом кафе. В тот день ни одного посетителя, кроме меня, там не было. Ш. подсела ко мне за столик, ее сын подал нам французский коньяк в стаканах для воды, и вдруг — хотя я даже не успел ее ни о чем спросить — она начала рассказывать. Когда ей было шестнадцать лет, она попала в Освенцим. В один прекрасный день все десять девушек из ее барака, включая ее саму, заболели оспой. Когда офицер СС это заметил, он выстроил их на плацу и велел раздеться. Пришел врач, осмотрел их и в конце осмотра подал офицеру знак головой, из которого они поняли, что им вынесен приговор. Было ясно, что теперь их отправят в крематорий. И тут произошло неожиданное. Охранявшая их низкорослая тощая эсэсовка, которая любила развлекаться, стреляя в детей, на мгновение отвернулась, и в этот момент из-за близлежащего барака выскочила женщина, с которой Ш. никогда ни до того, ни после ни разу не встречалась. Она схватила ее за руку, потащила за собой, втолкнула в барак и исчезла. Все, что произошло потом, Ш. видела уже через щелку в двери. Когда эсэсовка повернулась обратно и обнаружила, что в строю осталось только девять человек, она остановила случайно проходившую мимо здоровую девушку, приказала ей раздеться, поставила ее в строй вместе со всеми и — с криками и ударами — погнала их по дороге. Назад никто из них так и не вернулся.
— И вот теперь, — сказала Ш., — этот кошмар каждую ночь преследует меня во сне, и я постоянно думаю о девушке, которая пошла вместо меня на смерть. Кто она была? И кто была та женщина, которая меня спасла? Почему она рискнула ради меня своей жизнью? Почему я вообще этого удостоилась? Впрочем, какой смысл задавать все эти вопросы. Разве на каждое «почему» можно дать ответ?
Глава семнадцатая
Судя по радиоперехватам и по тому, насколько близко подошли к ним сопровождавшие их военные корабли — теперь они плыли всего на расстоянии одной морской мили, — было ясно, что англичане готовятся к атаке и «Президента Уорфилда» ждет бой. Тем более что через какое-то время английских кораблей стало уже шесть. Это были суперсовременные суда, в большинстве своем класса «Си», с длинноствольными пушками, и рядом с этими кораблями-гигантами «Президент Уорфилд» выглядел карликом.
Американские моряки, управлявшие кораблем, были профессионалами. Йоси велел им идти со скоростью, не превышающей одиннадцати-одиннадцати с половиной узлов, в надежде на то, что англичане не догадаются, что пароход может развивать до восемнадцати-девятнадцати узлов, поскольку эту скорость он решил приберечь на последний рывок. Однако была одна деталь, о которой он тогда не знал и знать не мог. Он не подозревал, что англичане были хорошо знакомы с «Президентом Уорфилдом» и прекрасно понимали, на какую скорость тот способен. Более того, капитаны английских эсминцев, которые их сопровождали, получили подробный чертеж корабля и точно знали, где на нем что расположено. Дело в том, что с 1942 по 1944 год «Президент Уорфилд» находился на вооружении английского флота и перевозил солдат из Великобритании во Францию через пролив Ла-Манш — единственное, на что он к тому времени еще был способен и на чем его карьера должна была завершиться.
Это послужило для Йоси хорошим уроком на будущее, и позднее, когда он занимал один из руководящих постов в израильской армейской разведке, наводил порядок в одном из самых важных подразделений, взрывал — с помощью самых изощренных средств и методов — вражеские корабли и сооружения и был прозван «офицером-джентльменом», потому что раскрыл аферу, изменившую израильскую историю (о чем здесь не место подробно говорить
[79]), — Йоси Харэль всегда уделял большое внимание заблаговременному сбору точной развединформации, какой бы неприятной она ни была.
