Князь теребил воевод:
– Ступайте в розыск! Ищите войско хазарское. Где оно есть? Чтоб нам, как в болгарском походе, во врага с разбегу не упереться.
Но войск не было! Все, что можно было собрать из разгромленного, громадного когда-то Хазарского государства, было стянуто в Тьмутаракань. Только этот город еще был осколком, способным к сопротивлению, там еще были дворцы, и рабы, и дома собрания – синагоги, там еще оставались те, кто считал себя одним из колен Израилевых, хотя никаких евреев в Хазарском каганате давно не было. Исповедавшие же иудаизм хазары в других местах бывшей страшной державы были быстро обращены владыками Хорезма в мусульманство.
Хазарский каганат растаял и сам не заметил как. Постоянный отток его подданных был не очень виден, потому что им на смену шли тысячи сгоняемых отовсюду рабов. Но рабы были плохие вояки. Им, даже хорошо кормленным, оружие было давать страшно. Хитрые, но недальновидные правители Хазарии в прошлые времена придумали очень хорошую схему, по которой подвластные народы платили дань войсками. Не дань непомерная, которую не собрать, а дружина, которая должна была явиться в полном составе, со своими воеводами и князьями, и отправиться в поход туда, куда скажет каган. Таким образом убивались сразу несколько зайцев. Получалось бесплатно полноценное войско, которое было вынуждено хорошо воевать, потому что в подвластной хазарскому правительству стране заложниками оставались жены и дети, которые сопротивления организовать не могли.
Едва одерживалась победа – победители получали десятую часть добычи, остальное шло в казну Хазарии; если терпели поражение – их казнили всех… Так было. Так погибло два войска русов, коих тогда было еще много в землях киевских, когда хазары понаймовали их драться с мусульманами, а когда они победить не смогли, их и отдали мусульманам на уничтожение. Те вырезали всех.
Помнили об этом в Киеве? Еще как. Стыдились воспоминаний, но помнили.
Илья же услышал обо всем от хазар-христиан – бродников и черкасов, которые толпами бежали навстречу дружинам киевским, чая в них свое освобождение. Набирались целые полки хазар, которые рвались в бой против Тьмутаракани, против Хазарии. Теперь можно было не опасаться за семьи, в селениях стояли славянские гарнизоны, женщины и дети были недоступны хазарским карателям. Стало быть, пришла пора расквитаться!
Но с кем? Хазария словно бы растаяла. На месте страшного государства, где правил каган, исповедавший иудаизм, бродили и селились на пустующие земли хазары и дети иных племен, недавно принявшие ислам.
Странное ощущение сна охватывало Илью особенно по вечерам, когда ведомая им конная дружина шагом двигалась в сторону стоявших у горизонта, как облака, гор. Ему казалось, что когда-то он уже все это видел или, во всяком случае, знал, как выглядят горы у горизонта, как благоухает вечерняя степь, как ложатся под копыта коней нетоптаные и не знавшие косы травы. Никогда прежде не виданные им, но известные по рассказам отца и деда птицы попадались навстречу, а уж когда стали толпами переходить на сторону Владимира пятигорские черкасы-христиане, то чуть не в каждом втором старике ему чудился покойный отец. Та же стать, те же седые кудри, синие глаза и говор… Он говорил об этом со своими родаками, и те признавались, что чувствуют приблизительно то же: не в места незнакомые вершат они поход, а возвращаются на утраченную некогда родину. Не они чужие в этих степях, но супостаты многоразличные, идущие из-за гор да из-за моря. А море было уже близко. Не Черное, а свое, родное, зовомое морем ассов, Азовским. Запахи его уже доносил влажный ветер.
Наконец настал день, когда прискакавшие из передовой сторожи храбры сообщили:
– Впереди море, а по берегу на левую руку, в двух переходах, Тьмутаракань – город великий!
Илья не мешкая сам пошел в досмотр. Таясь и оглядываясь, через два дня вышли они к Тьмутаракани.
Город, окруженный высокими глинобитными стенами, стоял на берегу удобной и красивой гавани, где было причалено много судов. Правда, это были небольшие ладьи. Все, что могло уплыть, – ушло за море. Город готовился к осаде и был затворен. Пылали на его башнях огни – кипятили смолу и вар, чтобы обливать наступающих. По селищам и посаду неусыпно шныряли дозорные. Конные разъезды маячили по необозримым виноградникам, окружавшим Тьмутаракань. Пузатые башни неусыпно глядели бойницами и в море, и в степь.
Ежели Киев, деревянный и темный, как старая корзина, лепился по высокому берегу Днепра, полз вверх по кручам, высился башнями своих острогов, теремов и детинцев, то этот город, серый как ласточкино гнездо, был виден как на ладони. Хорошо видны были улицы, перегороженные глухими заборами, зеленые внутренние дворы, глинобитные дома с плоскими крышами…
– Чужой город, – сказал славянский храбр, стоявший рядом с Ильею. – Я таких никогда не видывал. Вона как тут домов налеплено из земли.
– Будун, – подтвердил служилый торк. – Глиняный город.
– Тяжко будет на улицах бой вести…
– Тьма тарх, – сказал опять торк и перевел. – Тысяча домов.
– Тут больше, чем тысяча.
– Велик город. Велик.
В закатном солнце город светился, как чудовищная челюсть, подковой лежащая около гавани, и стены его были подобны обглоданным ветрами костям.
Что-то произошло там, за стенами. Тревожно забил набат. По стенам побежали воины. Виноградники словно ожили – отовсюду сквозь них побежал ко городу народ.
– Уж не нас ли заметили? – подумалось воям.
– Нет, – сказал Илья, показывая на море. По всему горизонту шли громадные греческие корабли, никогда прежде не виданные русами и славянами, торками и мирными печенегами. Сотни кораблей, мерно вздымая весла, казалось, перегородили море. Шел лучший в мире византийский флот, с многочисленными полками киевскими, битком наполнявшими палубы.
– Все! – сказал Илья. – Конец гнезду хазарскому.
Со стороны степи, медленно отрезая город от дальних гор, поднималось облако пыли: конные и пешие рати брали Тьмутаракань в глухую осаду.
Глава 2
Странная победа
Тьмутаракань штурмовали несколько дней. Никогда, ни раньше, ни позже, Илья Муромец не участвовал в такой резне. Она начиналась на рассвете и кончалась, когда вокруг становилось черно.
Закиданная кувшинами с греческим огнем, задыхающаяся в дыму горящих домов и войлочных юрт, что стояли в городе, с полуразрушенными стенами, пылающими от пролитой смолы, последняя цитадель Хазарин отчаянно дралась до последнего защитника, до последнего человека, способного держать меч в руках, независимо от того, был это мужчина, старик, ребенок или женщина.
Готовясь к осаде, жители города вывели и продали всех рабов, перебили всех христиан и оставили за стенами только хазар-мусульман и хазар-иудеев. Первые ненавидели русов, вторые знали, что в любом случае их ждет смерть. Слишком долго шли в гавань на невольничьи корабли многотысячные караваны рабов – славян, финнов, тюрок, русов… Защитникам города было все равно, кто ворвется первым на улицы – киевляне, тюрки, русы или греки, – со всеми они были в смертельной вражде. И как столетиями никого не щадили, так и сейчас сами не ждали пощады. Они сражались, чтобы умереть, заранее выведя всех слабых духом, больных и не желающих сражаться в горы. Вывезли туда драгоценные свитки старинных фолиантов, святыни и сокровища. Но Тьмутаракань была так богата, что все вывезти было невозможно.
