Ким задумалась. Эта мысль сразу пришла ей в голову, однако во всех остальных случаях серийных убийств, которые она расследовала, между жертвами было четкое сходство. А сейчас все, что у нее было, – так это одинаковый способ убийства.
Диана Брайтман была состоятельной женщиной средних лет, имеющей ответственную работу и любящую семью. Максин Уэйкман было двадцать три года, она сидела на игле и была хорошо известна местным полицейским, потому что воровала по магазинам, чтобы добыть денег на свою пагубную страсть.
– Честное слово, не знаю, Брайант, – ответила Стоун.
Этот вопрос постоянно вертелся у нее в подсознании, а теперь там неожиданно появилась Алекс. То есть она стала более заметна. Эта женщина пряталась там весь день.
Ким никак не могла забыть содержание письма, которое вызвало хаос в ее воспоминаниях. Она пыталась найти ту коробочку, в которую могла бы их спрятать, но пока у нее ничего не получалось. Вмешательство доктора Торн вызывало у нее слишком много эмоций. Обычно Стоун удавалось держать все воспоминания под контролем, пока она сама не решала вернуться к ним, а в случае с Алекс ей казалось, что они кровоточат постоянно. Этакое размывание всех границ.
– О чем думаешь? – спросил Брайант, чтобы как-то заполнить паузу.
Ким промолчала. Ее ответ сержанту точно не понравился бы. То, что она собиралась сделать, совершенно точно заставило бы его заполнить все необходимые бумаги и поместить ее на принудительное лечение. Нет, чем меньше ее коллег знает об этом – тем лучше.
Остаток пути прошел в молчании, пока Брайант не остановился перед последним домом на улице, которая была забита машинами.
– А ты уверена, что это правильный адрес? – уточнил он.
Инспектор не могла понять, чем вызван этот вопрос. Может быть, тем, что все остальные дома, которые они посещали до сих пор, располагались в богатых районах?
Плант-стрит находилась за библиотекой Крэдли-Хит, которая, в свою очередь, располагалась на Реддал-Хилл-роуд. В верхней части улицы имелись небольшой парк и поле, через которое ходили местные жители, чтобы сократить путь до местной начальной школы.
– Вроде бы мы попали туда, куда надо, – подтвердил Брайант.
Дверь им открыла женщина возрастом за сорок. У нее были черные волосы, а на висках виднелись следы, говорившие о том, что их совсем недавно покрасили. Зеленая униформа, надетая на ней, явно принадлежала вспомогательному персоналу больницы.
– Миссис Уэйкман? – уточнила Ким.
Улыбка на лице женщины была открытой и доверчивой. Она весело кивнула в ответ. Инспектор ненавидела себя за то, что должна будет стереть эту улыбку с ее приятного лица.
– Мы по поводу Максин… – заговорила Стоун.
– Моей дочери? – уточнила хозяйка дома.
Ким кивнула, и та сделала шаг в сторону.
– Прошу вас, входите.
Детектив вошла в крохотную комнатку. Из мебели в ней были только два кресла, газовый камин и буфет, на котором стоял фарфор Капо ди Монте
[43]. Миссис Уэйкман прошла по тесному коридорчику, который вел к узкой лестнице.
Очень быстро они оказались в небольшой, ярко украшенной кухне в задней части дома. Ким пришло в голову, что если б она решила измерить величину этого дома шагами, то их оказалось бы не больше тринадцати.
– Как у нее дела? – с нетерпением спросила хозяйка.
Инспектор вопросительно посмотрела на Брайанта. За кого, черт возьми, принимает их эта женщина?
Она медленно достала свой знак и представилась.
– Простите. – Было видно, что Уэйкман сконфужена. – Я решила, что вы из клиники.
Детектив еще не была уверена, почему она подумала именно это, но в голове у нее уже зазвучал набатный колокол.
– Миссис Уэйкман, не могли бы вы сказать, когда видели вашу дочь в последний раз?
– Ну-у-у… довольно давно. Но она все равно остается моей дочерью. Ну… моя дочь… вы понимаете, о чем я.
Ким не имела ни малейшего представления, что имеет в виду эта женщина, и засомневалась в ее способности прямо отвечать на вопросы.
– Миссис Уэйкман, думаю, что вам лучше сесть и рассказать нам, когда вы в последний раз видели Максин.
Хозяйка сделала, как ей сказали, и несколько раз перевела взгляд с одного полицейского на другого. У нее все еще было открытое и любезное выражение лица.
– С того момента прошло несколько месяцев. Правда, она часто звонила мне из клиники и даже прислала несколько писем, но вот уже какое-то время о ней ничего не слышно. – На лице матери Максин, наконец, появилось озабоченное и неуверенное выражение. – Но ведь она все еще не принимает наркотики, правда?
– Миссис Уэйкман, а вы можете объяснить, почему не виделись со своей дочерью так долго? – мягко спросила Ким. Она знала, что ей необходимо лучше понять происходящее, прежде чем разрушить жизнь этой женщины.
– И трава тогда была зеленее, не так ли? – ответила ее собеседница.
– Какая трава? – переспросила инспектор, чувствуя себя сбитой с толку загадками, которыми объяснялась мать Максин.
– Понимаете, я рассказала ей правду много лет назад. Как только она стала достаточно взрослой, чтобы понять. И ее это совсем не заинтересовало. Ей было наплевать. До того момента, как ей исполнилось шестнадцать и у нас с ней стали возникать всякие трения. К тому времени она уже была уверена, что мир создан специально для нее. У нее обо всем было собственное мнение, и мы цапались с ней, как кошка с собакой, – произнесла хозяйка дома таким тоном, словно этим она ответила на все вопросы Ким.
– Прошу вас, продолжайте, – поддержала ее инспектор, сообразив, что это лучший способ поведения в сложившейся ситуации. Она может позволить миссис Уэйкман насладиться привычной жизнью, прежде чем ее мир разрушится до основания.
– Наверное, к тому времени она уже баловалась наркотиками, – стала рассказывать дальше мать убитой. – Не тяжелыми, как мне кажется, но и этого было достаточно, чтобы стать совсем не похожей на ту Максин, которую я знала. И чем больше я старалась держать ее подальше от этой гадости, тем больше она восставала против меня и тем чаще мы ссорились. И вот тогда она стала проявлять заинтересованность к тому, что я ей рассказала.
– А рассказали вы ей… – терпеливо подсказала Стоун. Ужасные новости все еще ожидали эту женщину.
– О том, кто ее настоящая мать. Мы усыновили Максин, когда ей было семь месяцев от роду.
– И Максин ушла от вас к ней? – спросила Ким.
– В тот момент я не была против, – кивнула миссис Уэйкман. – Думала, что это пойдет на пользу нам обеим. Потому что после того, как умер ее отец – а произошло это, когда девочке было восемь лет, – мы с ней жили только вдвоем. Пытались существовать с грехом пополам. Я надеялась, что ее настоящая мать поможет ей разобраться с наркотиками. Она могла позволить себе отправить Максин в частную реабилитационную клинику и вылечить ее раз и навсегда.
