– Его оставили у меня на пороге, – попыталась объяснить детектив. Захватить его с собой на работу было проще, чем вновь отпирать входную дверь.
– Я просто хотел сказать, что он подходит… – пробормотал сержант. – Если ты меня понимаешь. Ты ведь немного…
– Брайант, не вздумай углубляться в это в рабочее время, – остановила его инспектор, поняв, к чему он клонит. – Это от Джеммы.
– А кто такая эта Джемма?
Ким быстро посвятила коллегу в то, что произошло с ней после возвращения домой с места убийства Дианы Брайтман.
– Да ты их просто притягиваешь! – заметил сержант, сбрасывая скорость.
Они приблизились к нужному адресу на Мидлфилд-лейн в Хэгли. То, что полицейские оказались в районе, где раньше жила и работала Алекс, тревожило Ким, и она не могла избавиться от этого ощущения, зная, что офис и дом социопата находятся всего в какой-то миле к западу от того места, куда они приехали.
Детектив постаралась прогнать эту мысль и сосредоточилась на нужном им здании. Это был самый роскошный и большой дом из тех, которые они успели посетить за последнее время.
– Еще одна встреча с убогими и неимущими жителями Черной Страны
[47], – заметил Брайант.
Высокая стена, окружавшая дом, постепенно поднималась и заканчивалась у семифутовых кирпичных столбов и двойных ворот.
Брайант подошел к ним и заговорил в интерком, расположенный на стене. Обитатели поместья уже знали о смерти Максин Уэйкман, и ворота быстро распахнулись.
Дом был выкрашен в белый цвет, и Ким насчитала на втором этаже одиннадцать окон. С левой стороны к дому примыкал внушительных размеров гараж.
Внутри раздался перезвон входного звонка.
Полицейским пришлось подождать почти полторы минуты, прежде чем они услышали цоканье шпилек по плиточному полу. Инспектор догадалась, что если хозяева находились в задней части дома, им требовалось время, чтобы добраться до входной двери.
Наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла женщина, которой на вид было лет шестьдесят с небольшим, несмотря на все ее усилия скрыть это; с накачанными губами и, что было заметно, с подтянутым лицом. Ким вспомнила об осенних цветах, которые она видела в лесу накануне. Почти увядшие, но все еще пытающиеся дотянуться до последних солнечных лучей.
Возраст хозяйки дома выдавала шея – так же, как годовые кольца выдают возраст спиленного дерева.
Лицо у нее было миловидным, но она злоупотребляла косметикой: ее губная помада была на один тон краснее, чем нужно. Изящная фигурка была декорирована синими брюками и блузой с цветочным узором. На кисти левой руки позванивали три тонких золотых браслета.
Пока Брайант представлял себя и свою начальницу, Стоун ясно ощутила дух собственничества, исходивший от этой женщины.
Это была не мать Максин, но какая-то ее родственница.
– Эмилия Трент. – Женщина протянула руку для приветствия. – Мама Джеральдины.
Инспектор заметила, что она подчеркнула свое родство с дочерью, а не с внучкой.
Они вошли в холл, и Брайант выразил их со Стоун общие соболезнования.
Хозяйка дома рассеянно выслушала их и указала на пол.
– Осторожнее с этой плиткой, ее только что заменили. Пришлось везти самолетом из Милана.
Холл был таких размеров, что в нем легко бы поместился первый этаж дома Ким, и еще осталось бы место. Здесь же начиналась спиральная лестница, которая вела на балкон.
– Это из Марселя, – сообщила Эмилия, заметив, что инспектор рассматривает канделябр.
– Миссис Трент, мы не могли бы переговорить с вашей дочерью? – спросила Ким. Они приехали сюда не для того, чтобы для них устроили экскурсию по дому.
– Ну конечно, – холодно ответила хозяйка и обошла лестницу слева.
– Вот уж не думал, что мозгоправы на телевидении загребают такие деньжищи, – пробормотал Брайант, когда они проходили через чопорную столовую с полностью накрытым столом, расположившуюся под стеклянным конусом, который, по-видимому, обозначал центр дома.
Стоун легко поняла, что он имеет в виду.
– Нета, вы где? – позвала кого-то Эмилия. Ей никто не ответил, и она повернулась лицом к полицейским и закатила глаза. – Она у нас новенькая и все еще теряется в помещениях.
Затем Трент провела гостей в небольшую, но удобную гостиную. Ковер теплого цвета топленых сливок контрастировал с полом, сделанным из массива дуба. Перед мраморным камином стояли две софы, обитые кожей цвета жженого сахара. В такой комнате хотелось спрятаться холодным и мрачным вечером.
Джеральдина Холл стояла возле окна, опираясь на стену, а на ближайшей к стене софе, вся обложенная подушками, лежала еще одна женщина. Ее левая нога от голени до бедра была заключена в пластиковую шину.
В жизни Джеральдина оказалась тоньше, чем в том эпизоде шоу, который Ким посмотрела накануне вечером. Гораздо тоньше. У нее были длинные и тонкие конечности, а симпатичное, хоть и костлявое лицо выглядело слишком большим для ее тела.
Глаза у психиатра покраснели, и в руке она сжимала носовой платок.
– Моя дочь, Джеральдина Холл, – произнесла Эмилия таким тоном, как будто представляла приглашенного спикера. – И ее подруга, Белинда Хьюз.
Джеральдина подошла к софе и положила руку лежащей женщине на плечо.
– Белинда – мой компаньон.
Ким кивнула в ответ на улыбку Хьюз.
На лице Эмилии появилось раздражение, которое она искусно спрятала за толерантной улыбкой.
– Который скоро станет женой, – добавила Белинда, накрывая руку партнерши своей рукой.
Инспектор не могла не заметить, как миссис Трент проводила взглядом эту руку, которая закрыла руку Холл и так и осталась на ней.
– Мы пришли по поводу Максин, – пояснила Стоун, усаживаясь.
Глаза Джеральдины немедленно покраснели, и она, убрав руку с плеча Белинды, достала из кармана носовой платок. После этого присела на краешек софы.
– Я так и поняла, – заявила Эмилия, и в этот момент в комнату вошла девушка лет двадцати.
– Нета, где вы были? – холодно обратилась к ней Трент.
– В гостевом крыле…
– Ладно, сейчас это неважно. Предложите нашим гостям освежающие напитки.
Ким жестом показала, что она отказывается.
– Кофе с молоком и два кусочка сахара, пожалуйста, – попросил Брайант, улыбнувшись девушке.
– Мне то же самое, – сказала Джеральдина, а Белинда отрицательно покачала головой.
