– Секундочку! Моей дочери принесите зеленый чай, – изменила заказ Эмилия и жестом правой руки отпустила служанку.
Джеральдина открыла было рот, чтобы запротестовать, но потом молча закрыла его.
– Сколько времени вы общаетесь с Максин? – спросила Стоун.
– Уже четыре года, – ответила телеведущая. – Она появилась здесь, когда ей исполнилось восемнадцать, полная подростковых страхов.
– И наркотиков тоже, – вставила миссис Трент.
Ким не обратила на нее внимания.
– И как проходило ваше общение? – продолжила она задавать вопросы.
– Честно говоря, не очень, – печально улыбнулась Джеральдина. – Я была немного удивлена, когда Максин появилась на пороге нашего дома. И вела она себя не самым лучшим образом…
– И это совершенно естественно, – нахмурилась ее мать. – Усыновление должно означать…
– М-м-м-м, простите, что прерываю вас, – вмешалась в разговор Белинда, спуская здоровую ногу на пол. – Мне нужны мои костыли, чтобы сходить в маленький домик. Эмилия, не могли бы вы…
Прежде чем подойти к своей будущей снохе и предложить ей руку, миссис Трент бросила на нее испепеляющий взгляд.
Держась за ее руку, Хьюз заковыляла из комнаты, бросив на свою компаньонку понимающий взгляд.
– Прошу вас, продолжайте, – попросила инспектор ведущую.
– Нам понадобилось время, – снова заговорила та, – чтобы забыть об этой первой встрече. – Было видно, что она говорит правду. – Ни я, ни она не знали, что делать и как себя вести, но постепенно мы научились разговаривать друг с другом. Правда, не как мать и дочь. У Максин была мать, но мы с ней постепенно сближались.
– Несмотря на наркотики? – уточнила Ким.
– Может быть, даже благодаря им, – ответила Джеральдина.
Стоун промолчала, ожидая объяснений.
– В подростковом возрасте у меня были проблемы с алкоголем, инспектор, – призналась Холл. – Так что я хорошо понимаю, что такое пагубная привычка.
– Вы пытались ей помочь? – вступил в разговор сержант.
– Ну конечно. Может быть, я и не имею опыта общения с ней в качестве матери, но у меня есть инстинкты.
Ким не могла не удивиться, какими сложными могут быть отношения между людьми. Особенно между матерью и дочерью. Отношения самой Джеральдины с ее матерью выглядели тоже непростыми.
А вот она, Стоун, была исключением. В ее отношениях с матерью не было ничего сложного.
– Вы не замечали, в последнее время Максин не выглядела обеспокоенной? – поинтересовалась детектив.
– Инспектор, она всегда чем-то обеспокоена. Вопрос только в степени этого беспокойства. В некоторых вопросах она была еще совсем ребенком.
– А Максин никогда не упоминала, что у нее какие-то проблемы, что кто-то ей угрожает? – не отставала Ким.
Подумав несколько мгновений, Холл кивнула.
– Она была наркоманкой, инспектор. И почти всегда думала, что весь мир ополчился против нее.
– А поподробнее? – настаивала Стоун. – Может быть, враги или кто-то, кто грозил причинить ей боль?
– Ни о чем таком она со мной не разговаривала, – покачала головой Джеральдина. – Не знаю, говорила ли она об этом дома.
– Ее мать уже давно не видела ее, – вставил Брайант.
Телеведущая даже не вздрогнула, когда матерью Максин назвали другую женщину. Ким не могла не испытывать растущего уважения, видя, как женщина полностью смирилась с тем фактом, что не заслужила этот титул.
Никакой горечи по поводу того, что роль матери взял на себя кто-то другой.
– К сожалению, здесь Максин тоже не было, – вздохнула Холл. – Иначе я заставила бы ее связаться с матерью. Она это часто делала. А вначале вообще пыталась использовать нас друг против друга. Знаете, как это бывает: приходила ко мне, когда у нее были проблемы дома, или возвращалась домой, когда ссорилась со мной…
– А сколько раз она пыталась вылечиться? – спросила Ким.
– Слишком много, чтобы все упомнить. – Джеральдина вытерла глаза. – Иногда она проводила в клинике день-два. Иногда оставалась на пару недель. Один или два раза почти выдержала весь срок до конца.
– И вы продолжали попытки? – с недоверием спросил Брайант.
– Конечно. Ведь надо только, чтобы она один раз смогла закончить программу.
Стоун подумала, что это несколько упрощенный взгляд на проблему, но тут в комнату вошла Нета, которая поставила поднос на деревянный кофейный столик.
Холл поблагодарила ее.
– А как давно вы видели ее в последний раз? – поинтересовался сержант.
– Семь недель назад, – ответила психиатр и опустила глаза.
Ким немедленно ощутила ее печаль. Эта женщина точно знала, сколько с тех пор прошло недель, дней и, может быть, даже часов.
– Мы с ней поссорились, – прошептала ведущая, не поднимая глаз.
– По какому поводу? – задал новый вопрос Брайант.
Кровь прилила к щекам Холл, и она затрясла головой.
– Прошу вас, нам необходимо это знать, – мягко поторопила ее Ким.
Джеральдина протянула руку и взяла с подноса чашку. Даже если Брайант и заметил, что это его чашка, в которую налито то, что психиатр выбрала с самого начала, он предпочел промолчать об этом.
– Максин спросила меня, не стыжусь ли я ее, – сказала Холл.
– А вы стыдились? – В голосе инспектора звучала симпатия.
– Ни в коем случае, – покачала головой Джеральдина. – Но она хотела знать, почему ей нельзя встречаться с моими друзьями. Она хотела прийти ко мне в студию.
«Вполне понятно», – подумала Ким.
– Я сказала «нет», и из-за этого мы здорово поссорились, – добавила ведущая. – Правда, сначала я подумала, что мы просто выпустили пар, но она исчезла на несколько недель.
– А почему вы сказали «нет»? – поинтересовалась Стоун.
– Это сложно объяснить, инспектор, но к стыду это не имеет никакого отношения.
– Это угрожало вам как публичной личности?
– Нет, подобные вопросы беспокоят других гораздо больше, чем меня, – криво улыбнулась Холл. – Скорее всего, это связано с обманом. Потому что надо было возвращаться в прошлое и объяснять друзьям и коллегам, почему я говорила им, что у меня нет детей. Насколько я тогда понимала, она была навсегда для меня потеряна, и я жила в соответствии с этим пониманием. Она была у меня вот здесь. – Женщина прижала ладонь к сердцу. – Но мне и в голову не приходило, что мы можем встретиться. Память о ребенке жила у меня в сердце, но в реальности я отказалась от него ровно в тот момент, когда подписала все необходимые бумаги.
В этой женщине чувствовалась прямота, которую Ким не могла не уважать.
