Ким закатила глаза – этим он связывал ее по рукам и ногам.
– Вы меня поняли? – повторил суперинтендант.
– Да, сэр, – ответила Стоун, и разговор закончился.
Некоторое время инспектор продолжала держать трубку прижатой к уху. Она была уверена, что Доусон следит за каждым ее движением и попытается расшифровать выражение ее лица, как только она повернется.
А она еще не была готова к тому, чтобы он увидел ее лицо. На нем все еще были видны следы вербальной трепки, которую устроил ей ее временный шеф, совершенно случайно оказавшийся шефом ее непосредственного начальника.
Но не только это было важно. Как и гнев Болдуина, ее гнев тоже рассеялся, а море разочарований высохло, хотя и оставив после себя осадок, от которого ей было физически больно. Частью своего сознания она восприняла действия Доусона очень лично, как прямое предательство с его стороны, и ей требовалось время, чтобы забыть об этом. Виновата в случившемся была она, а не он.
Стоун глубоко вздохнула, положила трубку и, встав, немедленно вышла в общую комнату.
– Так… И что у нас тут? – спросила она, остановившись возле кофеварки.
– Семеро свидетелей, которые пришли лично, и сто двадцать шесть телефонных звонков, – извиняющимся тоном произнес Кевин.
Ким сложила руки на груди и мысленно стала считать: «Раз… два… три…».
– Часть можешь передать мне, – предложил Брайант.
– И сюда, пожалуйста. – Стейси протянула через стол руку и щелкнула пальцами.
– Я тоже возьму кое-что на себя. – Стоун, наконец, сделала шаг вперед.
Глава 48
Руфь Уиллис тихо рассмеялась, когда Еления стала читать предложение по второму разу.
– Здесь написано «ревень», а не «ребень», – сказала она, копируя произношение девушки.
– Но это же полная ерунда, – заметила та, и ее учительница засмеялась громче. Разочарованная Еления отложила книгу.
Уиллис взглянула на часы, висящие на стене. 7:30 вечера.
– У нас есть пятнадцать минут до того, как закроют двери. Можем дочитать страницу до конца, – сказала она.
Ее подруга обреченно вздохнула и протянула руку за книгой.
Напряжение все еще никак не хотело покидать Руфь, но время, проведенное с Еленией, отвлекало ее от мыслей о нем.
Девушка начала читать, а Уиллис окинула взглядом комнату.
– Принцесса не знала, что лягушка… – читала ее ученица.
Несколько заключенных, объединившись в группы, болтали между собой. Пара одиночек тоже читали или просто таращились на беззвучно работающий телевизор, висящий на кронштейне в углу. Дистанционный пульт исчез несколько недель назад, но надзиратели не позволяли отрегулировать звук вручную. Техника безопасности…
– Она наклонилась и поцеловала лягушку. Б-р-р-р!.. – сказала Еления.
Мало кто из заключенных смотрел телевизор, когда у них появлялась возможность живого общения. Да и у большинства из них в камерах были собственные телевизоры, которые они арендовали за символическую недельную плату, просто чтобы этот расход не ложился на плечи налогоплательщиков.
– Лягушка подскочила…
– Лягушка прыгнула, – машинально поправила Руфь, глядя на то, как группа заключенных собралась вокруг невысокой азиатки, которая, оцепенев, прижималась спиной к стене. Никто до нее не дотрагивался, но Уиллис увидела, как она медленно сползает по стене на пол.
– Охрана! – крикнула Мэнни. – Человеку плохо!
Мэнни была одной из самых жестоких заключенных. Хотя в ней было всего пять футов и одиннадцать дюймов роста, никто не решался с ней спорить, и она железной рукой управляла кухонной сменой.
Руфь перестала прислушиваться к тому, что читала ее подружка, наблюдая за тем, как надзирательница подбежала к тому месту, где лежала молодая заключенная.
– А это что за слово? – вновь привлекла ее внимание Еления.
Уиллис посмотрела, куда указывает ее палец, и вдруг услышала резкий, свистящий звук, какой обычно издают от боли.
Слева, справа и прямо за ними появились темные тени.
Прислушавшись к себе, Руфь поняла, что звук издала не она.
Рука Мэнни крепко держала Елению за волосы.
– Лучше верни, сучка, – велела Мэнни, накручивая волосы себе на руку.
– У меня ничего… – простонала подруга Уиллис.
– Ты кое-что взяла, а теперь верни, и мы от тебя отстанем.
– Но… я… не знаю… – Еления с мольбой смотрела на напавшую на нее женщину.
Мэнни вновь потянула ее за волосы. Девушка негромко вскрикнула. Руфь посмотрела на надзирательницу, которая занималась лежащей на полу заключенной.
Она должна встать. Должна попытаться привлечь внимание надзирательницы. Но твердая рука, которая легла ей на плечо, вернула Руфь на место.
– О тебе речи пока нет, милашка. Но ведь мы можем и передумать, – с угрозой произнесла Мэнни.
Уиллис взглянула на свою подружку. Из уголков глаз, которые она зажмурила от боли, текли слезы.
– Еления?.. – обратилась к ней Руфь.
– Клянусь, я ничего не… – Девушка затрясла головой.
Ее учительница ей поверила. Она знала, что Еления вот уже много месяцев ждет, когда освободится место в кухонной команде. Она не стала бы рисковать, совершая подобную глупость.
– Линда видела, как ты что-то засунула себе в карман, так что не ври, – продолжила Мэнни, дернув ее за волосы еще раз. – Верни то, что взяла, и мы оставим тебя в покое.
Руфь не могла не заметить, что атмосфера вокруг них резко изменилась. Минуту назад они с ученицей занимались своим делом, не привлекая ничьего внимания, а теперь вдруг оказались в самом центре происходящего. Ужас, который окружал их, можно было, казалось, потрогать руками. И отключиться от него было невозможно. Даже на мгновение.
– Клянусь, я ничего не брала! – в отчаянии воскликнула Еления. Она попыталась покачать головой, но Мэнни крепко держала ее за волосы.
– Дамы, у вас там все в порядке? – раздался голос надзирательницы. Он стал немного громче, и Руфь поняла, что женщина направляется в их сторону, хотя и не могла увидеть ее за спинами злодеек, которые окружали их плотной стеной. Ближайшая из них посмотрела на Мэнни в ожидании инструкций.
– Все равно я все узнаю, сучка, – прошептала та, прежде чем отпустить волосы своей жертвы. Напоследок она дала девушке сильный подзатыльник. – Всё в порядке, начальник, – произнесла она затем милым голосом, и стена вокруг них распалась.
Тюремщица посмотрела на Елению, чьи глаза были красными и на мокром месте. Та быстро кивнула. Надзирательница поколебалась, а потом отошла.
Почему-то ей не хотелось ввязываться в это дело. И в то же время она не знала, как ей поступить.
