Хесеа замолчала, и мы увидели, что она вся дрожит в невероятном напряжении воли.
– Оглянитесь! – вскричала она, широко разбрасывая руки.
Мы обернулись и сперва не увидели ничего, кроме высокой завесы огня, верхняя кромка которой под натиском ветра загибалась, словно гребень океанской волны. По мере того как мы приглядывались к алой завесе, этому чудовищному светильнику, созданному самой Природой, в ее глубинах, как в магическом кристалле провидца, вырисовывалась все более отчетливая картина.
Среди песков, омываемый широкой, окаймленной пальмами рекой, – храм, по его двору, обнесенному кругом колоннами, шествуют жрецы с развевающимися знаменами. Но вот двор пустеет: я даже вижу, как по нему скользит тень соколиных крыльев, так хорошо заметная в ярких лучах солнца. Через южные портальные ворота входит бритоголовый, босоногий человек в белом жреческом облачении, он медленно направляется к раскрашенной гранитной святыне: там, среди цветущих лотосов, восседает статуя женщины в двойной египетской короне, в руке у женщины священный систр. Внезапно, как будто заслышав какой-то шум, человек останавливается, смотрит на нас – клянусь Небесами, его лицо как две капли воды походит на лицо Лео Винси, только помоложе, и на лицо Калликрата, чье набальзамированное тело мы видели в пещерах Кора.
– Смотри, смотри! – выдохнул Лео, хватая меня за руку, но я только кивнул головой.
Человек идет дальше; преклонив колена перед богиней в храме, обнимает ее ноги и молится. Распахиваются ворота, и в святыню вступает процессия во главе с закутанной в покрывало утонченного вида женщиной; она возлагает приношения на столик и опускается на колени перед статуей. Исполнив свой священный долг, она поворачивается и, уходя, прикасается к руке наблюдающего за ней жреца, который после недолгих колебаний следует за ней.
Вся процессия скрывается за воротами, только женщина задерживается в тени колонны – она что-то шепчет жрецу, указывая на реку и лежащую на юге равнину. Он, в явном смятении, неуверенно возражает, она же, быстро оглядевшись, сбрасывает с лица покрывало и тянется к нему – их губы встречаются.
Убегая, она взглядывает в нашу сторону – это вылитая Атене, в ее темных волосах – золотой урей
[96], знак принадлежности к царскому роду. Она смотрит на бритоголового жреца, торжествующе смеется, показывает на заходящее солнце, на реку и исчезает.
В ответ на этот смех, донесшийся до нас из глубины веков, слышится торжествующий смех Атене, она громко кричит старому шаману:
– Верно подсказывали мне мое сердце и ты. Я покорила его сердце тогда.
Но холодный, точно лед, голос Хесеа остудил ее радость:
– Замолчи, женщина, сейчас ты увидишь, как ты его потеряла тогда.
Сцена меняется, на ложе дремлет прекрасная женщина. Она вздрагивает: по-видимому, ей снится ужасный сон, а над ней склоняется тень с теми же эмблемами на одежде, что и у богини в храме, с шапочкой в виде стервятника; тень что-то шепчет ей на ухо. Женщина просыпается, оглядывается – это вылитая Айша, такая, какой мы ее видели в пещерах Кора, когда Она впервые открыла свое лицо.
Горький вздох вырвался у нас с Лео: мы не могли проронить ни слова, вновь любуясь ее красотой.
Она засыпает, и над ней опять склоняется страшная тень и что-то шепчет ей на ухо. Куда-то показывает – дали разверзаются. Ладья среди бушующего моря, и в этой ладье сплелись в объятиях жрец и женщина с царственным обликом, а над ними, как символ возмездия, реет голошеий, с взъерошенным опереньем сокол – точно такой же, как на шапочке богини.
Картина стирается с полотна, теперь огненная завеса так же пуста, как и полуденное небо. Затем возникают новые видения. Хорошо нам памятная большая пещера с гладкими стенами и усыпанным песком полом. На песке – мертвое тело того самого жреца, но уже не с бритой головой, а золотокудрого; его остекленевшие глаза устремлены вверх, белая кожа – вся в кровавых потеках, над ним стоят две женщины. У одной в руках дротик, облачена она лишь в длинные, до пят, волосы; эта женщина несказанно прекрасна. Другая – в темной накидке; она гневно размахивает руками и, подняв глаза, как будто призывает проклятие Неба на соперницу. Одна – та самая женщина, которой тень что-то нашептывала на ухо, другая – царственная египтянка, которая целовала жреца возле портальных ворот.
Медленно все фигуры бледнеют, их как будто слизывает огонь, ибо сперва они становятся серо-белыми, словно зола, затем исчезают.
Хесеа – все это время она сидела наклонясь вперед – откидывается на спинку трона, вид у нее очень утомленный.
По огненной завесе, как в зеркале, беспорядочно проносятся смутные видения, такие видения как раз и могут родиться в уме, обремененном воспоминаниями двухтысячелетней давности и слишком измученном, чтобы внести какой-нибудь порядок в этот хаос.
Дикие места, людские толпы, большие пещеры, лица – среди них и наши собственные: уродливо искаженные, огромные, но тут же уменьшающиеся и истаивающие; высокие божественные тени, марширующие армии, бескрайние поля битв, тела в лужах крови – и парящие над ними души убитых.
И эти картины исчезли, как и все предыдущие, только пустая огненная завеса – и ничего больше.
И тогда Хесеа заговорила – вначале очень тихо, но затем громче и громче:
– Получила ли ты ответ на свой вопрос, Атене?
– Я видела странные видения, о Мать, достойные могучей силы твоего волшебства, но я не уверена, что им можно верить: не плоды ли это твоего воображения, которые ты изобразила в огне, чтобы посмеяться над нашей доверчивостью?
[97]
– Послушай, – устало произнесла Хесеа, – сейчас я истолкую тебе все виденное, перестань раздражать меня своими сомнениями. Много столетий назад, вскоре после того как началось это мое последнее, бесконечно долгое существование, на берегу Нила, в Бехбите, стоял Священный Дом Исиды, великой египетской богини. Ныне этот храм в руинах, Исида покинула Египет, хотя и продолжает править миром, покорная той высшей силе, что создала и этот мир, и ее самое, ибо она – Природа. Верховным жрецом этой святыни был грек Калликрат, избранный самой богиней для служения себе: он принес обет вечной верности ей – и только ей; тому, кто посмеет нарушить такой обет, угрожает вечное проклятие.
Ты видела в огне этого жреца, сейчас он стоит рядом с тобой, возродившийся, чтобы выполнить предначертания своей и нашей судьбы.
Жила в те времена и дщерь Фараонова Дома Аменартас, она полюбила этого Калликрата и, пустив в ход все свои колдовские чары, ибо тогда, как и ныне, занималась колдовством, принудила его нарушить обет и бежать вместе с ней – ты это видела. Так вот ты, Атене, была Аменартас.
