Комната Айши была не очень велика, освещалась она подвесными лампадами. Обставлена и убрана была хоть и богато, но просто: гобелены на каменных стенах, столики и стулья, инкрустированные серебром, вазы с цветами – только они и говорили, что здесь живет женщина. Особенно, помню, понравилась мне ваза с колокольчиками, посаженными в мох.
– Не очень роскошная комната, – сказала Айша, – но все же лучше, чем та, где я две тысячи лет ждала твоего прихода, Лео, ибо здесь есть садик, прекрасное место, чтобы посидеть.
Она опустилась на диван возле столика и пригласила нас сесть напротив.
Еда была отнюдь не изысканная: для нас – яйца вкрутую и холодная оленина, для нее – молоко, лепешки и горные ягоды.
Лео поднялся, сбросил свое великолепное, с пурпурным шитьем, одеяние и положил на стул посох, который Орос вновь вложил ему в руку. Айша улыбнулась.
– Я вижу, ты относишься без особого почтения к этим святым реликвиям.
– Без всякого, – ответил он. – Ты помнишь, что я сказал в Святилище, Айша, поэтому давай сразу договоримся: твоей религии я не понимаю, зато понимаю свою, и даже ради тебя я не стану идолопоклонствовать.
Я думал, что Она будет разгневана его откровенностью, но Она только склонила голову и кротко сказала:
– Твоя воля для меня закон, Лео, хотя мне не всегда легко будет объяснить твое отсутствие в храме. Но у тебя есть право на свою религию, – я уверена, что она и моя тоже.
– Как это может быть? – спросил Лео, подняв на нее глаза.
– Потому что все великие религии в сущности одинаковы, их только приспосабливают к меняющимся потребностям разных времен и народов. Чему учит египетская религия, которую мы здесь исповедуем? Что миром правит великая всеблагая Сила, имеющая множество проявлений; что праведники обретут жизнь вечную, а грешники – смерть вечную; что судьба людей определяется их поступками и помыслами; что им суждено вкушать напиток, который они сами же заваривают; что их истинное обиталище не земля, а другой мир, где они получат ответы на все свои вопросы и где конец всем страданиям. Скажи, веришь ли ты во все это?
– Да, Айша, но ты поклоняешься Хес, или Исиде, ведь ты сама рассказывала о том, чтó ты претерпела от нее, мы сами слышали, как ты ей молилась. Кто же эта богиня Хес?
– Знай, Лео, она – та, кого я называю Духом Природы, не божество, но тайный дух мира, вселенское Материнство, чей символ ты видел в храме и чьи тайны объемлют всю земную жизнь и все знание.
– И это милосердное Материнство сурово карает своих поклонников, как оно покарало тебя, меня и еще одну женщину за ослушание, за нарушение каких-то нелепых обетов?! – спокойно спросил Лео.
Положив руку на стол, Айша посмотрела на него мрачным взглядом и ответила:
– В этой твоей религии, о которой ты говоришь, вероятно, два бога, имеющих множество посланников: бог добра и бог зла – Осирис и Сет?
[98]
Он кивнул.
– Так я и думала. И бог зла очень силен и может рядиться в личину добра? Скажи мне, Лео, в этом нынешнем мире, о котором я знаю так мало, встречаются ли слабые души, за какие-нибудь земные блага продающиеся богу зла либо его посланникам, за что потом расплачиваются горечью и отчаянием?
– Такая судьба так или иначе постигает всех порочных людей, – ответил он.
– А если некогда жила женщина, одержимая таким безумным желанием красоты, жизни, мудрости, любви, что, может быть… может быть…
– Продалась богу по имени Сет или одному из его ангелов? Неужели ты хочешь сказать, Айша, – испуганно выговорил Лео, вставая, – что эта женщина – ты?
– А если и так? – спросила Она, также вставая и придвигаясь к нему.
– Если так, – хрипло ответил он, – если так, то я полагаю, что нам, может быть, следует расстаться.
– Ах, – воскликнула Она с такой болью, будто ее ударили кинжалом, – ты хочешь уйти к Атене? Нет, ты не можешь оставить меня. Уж ты-то, кого я однажды убила, должен знать, как велико мое могущество. Но нет, ты ничего не помнишь, бедное дитя мгновения, – зато я… я слишком хорошо помню. На этот раз я удержу тебя – живым, а не мертвым. Посмотри на мою красоту, Лео! – Она перегнулась к нему своим гибким телом, зачаровывая его взглядом своих сияющих глаз. – Уйди, если сможешь! Но ты тянешься ко мне. Так ли спасаются бегством?
Но нет, Лео, я не буду прельщать тебя таким заурядным способом. Уходи, если хочешь. Уходи, мой любимый, а я останусь наедине с моим одиночеством и грехом. Уходи – сейчас же, немедленно! До весны тебя приютит Атене, а там ты сможешь перейти через горы и вернуться в свой прежний мир, к радостям обыденной жизни. Смотри, Лео, я закрываю лицо, чтобы не искушать тебя. – Она прикрыла лицо капюшоном и вдруг сказала: – Я просила, чтобы ты оставил меня одну в храме, но ведь ты приходил туда вместе с Холли? Мне кажется, я видела вас у дверей.
– Да, мы искали тебя, – ответил он.
– И нашли больше того, что искали? Такое нередко бывает с людьми смелыми. Это я захотела, чтобы вы пришли и увидели, что там происходит, и это мое покровительство спасло вас от неминуемой смерти.
– Что ты делала, сидя на троне, и что за Тени подходили к тебе и кланялись? – сухо спросил он.
– Я правила во многих странах и во многих обличьях, Лео. Может быть, меня приходили проведать и поздравить мои прежние служители. А может быть, они были лишь порождениями моего ума, как те изображения на огне, которые я тебе показывала, чтобы испытать твою стойкость и верность.
Знай же, Лео Винси: все на свете иллюзорно, нет ни будущего, ни прошедшего, и то, что было, и то, что будет, существует извечно. Знай же, что я, Айша, двуедина: уродливая, когда ты представляешь меня уродливой, прекрасная, когда ты представляешь меня прекрасной, духовное облако, горящее тысячами огней в солнечном свете твоей улыбки, серый прах в тени твоего гнева. Королева на троне, перед которой благоговейно склоняются силы тьмы, – это я. Безобразный сморчок, которого ты видел на скале, – это я. Обожай меня, поклоняйся моей красоте, хотя в душе моей сосредоточено все зло, – ибо это я. Теперь, Лео, ты знаешь всю правду. Если хочешь, навсегда отрекись от меня, тебе ничто не угрожает, либо крепко прижми, прижми меня к своей груди, и в уплату за мои губы и любовь возьми все мои грехи на свою голову. Молчи, Холли, пусть решает он сам.
Лео повернулся, я подумал было, что он хочет выйти. Но я ошибался, он начал ходить взад и вперед по комнате. Затем подошел к Айше и заговорил очень просто, совершенно спокойным голосом, как это свойственно людям с подобным характером в минуты сильного волнения.
– Айша, – сказал он, – когда я увидел тебя древней старухой, – ты помнишь, как все это было, – я не отрекся от тебя. Не отрекусь от тебя и сейчас – когда ты поведала мне о своем нечестивом тайном договоре, когда я своими глазами видел, как тебе поклоняются, как своей владычице, добрые или злые духи. Да падут на меня твои грехи, большие ли, малые, все равно. Я уже чувствую их бремя на душе, которая принимает – уже приняла – их, как свои; я не ясновидец и не пророк, но я уверен, что мне не избежать кары. Ну что ж, хотя на мне нет никакой вины, я готов понести ее ради тебя. И даже с радостью.
