Ростислава в Киеве любили, как любили прежде его брата Изяслава и отца Мстислава. Само его присутствие здесь, а также поддержка, оказанная им Юрию, должны были благотворно сказаться на авторитете нового киевского князя. (Именно так понимал дело В. Н. Татищев. По его версии, киевляне сами убедили Юрия обратиться за посредничеством к племяннику, «надеяся чрез Ростислава и сыновцам его Изяславичам покой от Юриа получить… помня многие добродеяния и милости, паче же доброе правление отца их… Юрий же, по многом и противном других разсуждении, принял совет сей…»)
Любопытно, что в поездке в Киев Ростислава сопровождала супруга Юрия. Она вместе с младшими сыновьями отправилась к мужу вскоре после того, как тот утвердился на киевском престоле. Причем выбрала для себя тот же маршрут, что и незадолго до этого сам Юрий, — через Смоленск. (Возвращаться через владения черниговских князей «Гюргевая», вероятно, посчитала для себя опасным
[120].) Ростислав встретил «стрыиню» (тетку) со всеми подобающими почестями и уже вместе с ней и «с всим полком своим» отправился в Киев. «И приде к строеви своему Дюргеви в Киев, и тако обуястася с великою любовью и с великою честью, и тако пребыша у весельи».
Тогда-то, по летописи, Ростислав и обратился к Юрию с просьбой о прощении племянников. И Юрий ответил на нее с очевидной готовностью
[121]: «послушав его, посла по нь — по Володимера, и по Мстислава, и по Ярослава». (Так в Лаврентьевской летописи; согласно же Ипатьевской, посылал к брату и племянникам именно Ростислав.)
Владимир Мстиславич и Ярослав Изяславич откликнулись на зов князя и поспешили в Киев. Они также явились сюда со своими полками — дабы по первому требованию Юрия выступить против его недругов. Мстислав же отправиться в Киев не решился и остался в Луцке (или, по другим сведениям, во Владимире-Волынском): как он сам говорил, он опасался того, что Юрий «иметь», то есть попросту схватит, его.
Юрий немедленно заключил мир с Владимиром и Ярославом («приим» их «в любовь», по выражению летописца). Для примирения же с Мстиславом понадобились особые гарантии. Юрию пришлось отправить к нему еще одно посольство с крестным целованием, и только после этого Мстислав согласился целовать ему крест. По условиям заключенного соглашения, Изяславичи отказывались от претензий на Киев и Переяславль, а Юрий сохранял за ними Волынь. Но во Владимире-Волынском должен был княжить старший из трех князей, Владимир «Матешич»; Мстиславу же и Ярославу оставался на двоих один Луцк. Стоит ли говорить о том, что это решение никак не могло устроить братьев, особенно Мстислава?!
…Подводя итог первым месяцам пребывания Юрия Долгорукого на киевском престоле, новгородский летописец, автор статьи 1155/56 года, не сдержал вырвавшийся у него очевидный вздох облечения. «…И прия Гюрги сыновьць (племянников. — А.К.) в мир с любовью, — писал он, — и волости им раздал достоиныя; и бысть тишина в Русьстеи земли»
.
Но волости эти были все же не слишком «достойными» для энергичных и честолюбивых сыновей Изяслава Мстиславича. А потому и «тишина» в Русской земле продлилась недолго. Уже год спустя союзники Юрия сделаются его врагами, а сам он, увы, окажется в политической изоляции.
* * *
Далеко не сразу Юрию удалось примириться и со своим основным соперником в борьбе за главенство в Русской земле, Изяславом Давидовичем.
Межкняжеские отношения того времени усложнились настолько, что определить династическое, так сказать генеалогическое, «старейшинство» Юрия перед Изяславом Давидовичем или, скажем, Святославом Ольговичем не представлялось возможным. Не случайно, изгоняя Изяслава из Киева, Юрий ссылался уже не на свое «старейшинство», а на «отчинные» права, на то, что Киев прежде принадлежал его отцу, Мономаху, и деду, Всеволоду («Мне отцина Киев, а не тобе»). Это было справедливо, ибо отец Изяслава Давыд Киевом, как мы уже говорили, никогда не владел. Однако для того, чтобы отстаивать свои «отчинные» права, Юрий нуждался в союзе с князьями «Мстиславова племени», в первую очередь с Ростиславом Мстиславичем, который также являлся «отчичем» прежних киевских князей. В этом смысле мир с Изяславичами являлся необходимым условием для обоснования нового политического курса киевского князя.
Изяслав Давыдович начал злоумышлять против Юрия сразу же после того, как вынужденно покинул Киев. Приехав в Чернигов, он обратился к своему двоюродному брату Святославу Ольговичу: по словам летописца, «нача понуживати» его «зачати рать на Гюргя», Святослав, однако, решительно отказался. В результате произошедших событий он хотя и не смог сохранить за собой Чернигов, но значительно округлил свои владения. Помимо Северской земли, Святослав удержал за собой Сновск — второй по значению город в собственно Черниговском княжестве, а также Корачев и Воротынск в земле вятичей. На этот счет им была достигнута особая договоренность с племянником Святославом Всеволодовичем, которому, по всей вероятности, должны были отойти эти города в случае, если бы Изяслав Давыдович удержался в Киеве. Взамен Ольгович передал племяннику какие-то три города — настолько незначительные, что летописец даже не стал называть их. Сам Святослав Ольгович ушел в Сновск. Святослав Всеволодович остался, конечно, недоволен продиктованными ему условиями, но все же принял их и целовал крест дяде. Это значило, что он тоже не готов был войти в число союзников Изяслава Давыдовича.
Тем не менее Изяслав не оставлял мысли вернуть себе Киев и с этой целью стал собирать в Чернигове войско. Именно исходившая от него угроза заставила Юрия призвать в Киев племянников Ростислава и Владимира Мстиславичей, Ярослава Изяславича, а также «галицкую помощь».
Сначала, правда, Юрию пришлось использовать собранные в Киеве силы для того, чтобы усмирить половцев, возможно, готовых поддержать черниговского князя. После же того как половцы покинули пределы Руси, настала очередь Изяслава. Однако Юрий не спешил начинать военные действия. Мир с Черниговом казался ему выгоднее войны. Вернувшись в Киев, он от имени всех бывших при нем князей («сдумав с сыновци своими») обратился к Давыдовичу с ультимативным требованием отказаться от всяких притязаний на Киев, в противном случае угрожая войной. «Хощеши ли к нам прити у мир? — дословно передает текст его послания летописец. — Или, а се мы к тобе». И черниговский князь вновь вынужден был подчиниться: «видив Гюргя с сыновци своими съвкупившася, целова к ним хрест».
