Преследовать Святослава дальше князь Изяслав Мстиславич не стал, предоставив это Давидовичам. Напоследок киевский князь распорядился относительно раздела будущей добычи: «Чего еста хотела волости, то вам есмь изискал (то есть: каких хотели волостей, те вам добыл. — А.К.): ото Новгород (Северский. — А.К.) и что Святославле волости, а то вама… Что же будеть Игорева в то[и] волости, челядь ли, товар ли, то мое, а что будеть Святославле челяди и товара, то разделим на части». На том князья и договорились, и Изяслав Мстиславич ушел в Киев.
Дальнейший путь Святослава Ольговича летопись очерчивает очень подробно. Преследуемый Давидовичами, он отступил к Козельску, затем к Дедославлю (ныне село Дедилов, в Тульской области), оттуда к реке Осетр, притоку Оки, и далее в Колтеск, городок на Оке, у самых границ Суздальской земли
[35]. Именно на этом пути, на Осетре, его покинул Иван Берладник, прихвативший значительную часть его казны. Берладник бежал к Ростиславу Смоленскому, который обещал оказать Давыдовичам поддержку в их намерении окончательно разбить Святослава.
Юрий не оставил своего союзника без помощи. Он прислал в Колтеск тысячу бронников из белозерской дружины. Эта была внушительная сила, с которой Святослав мог действовать более решительно. «Перебрав дружину», он вознамерился идти на Давидовичей, обосновавшихся в Дедославле. Но именно в это время тяжело заболел бывший при нем князь Иван Юрьевич. Святослав не решился покинуть больного сына своего могущественного союзника: «не еха от него, ни дружины пусти». Он остался в Колтеске и даже отпустил от себя союзников половцев. Однако одного известия о подходе подкреплений от Юрия оказалось достаточно, чтобы Давидовичи прекратили преследование Святослава. По словам летописца, они призвали вятичских старейшин и предложили им самим поймать их общего врага: «Се есть ворог нама и вам. А ловите его [убити лестию и дружину его избите, а имение его] на пол[он] вама». Сами же возвратились от Дедославля в Черниговскую землю.
Так завершился первый этап войны. Как выяснилось очень скоро» это была лишь прелюдия к основному действию,
Иван Юрьевич так и не оправился от болезни. 24 февраля 1147 года, в день, когда Церковь вспоминает первое и второе обретение главы Иоанна Предтечи (а это, напомним, был небесный покровитель князя!), он скончался. Шел первый день Масленицы, время всеобщего разгула и веселья. На следующий день в Колтеск прибыли два других сына Юрия, Борис и Глеб. Веселье сменилось для них скорбью; князья «створиста плачь велик, и тако съпрятавше тело его, идоша с ним Суждалю к отцю с жалостью».
Теперь Святослав смог наконец покинуть Колтеск. Он перешел к устью реки Протвы и остановился в городе Лобынске (у нынешнего села Дракино в Московской области). Сюда-то и пришла к нему весть от Юрия. Суздальский князь успокаивал союзника, горюющего о смерти его сына, утешал его. Создается впечатление, что Святослав больше переживал об умершем Иване, чем сам Юрий. Наверное, это не так. Юрий поддерживал своего двоюродного брата — но тем самым поддерживал и себя. А заодно твердо обещал Святославу, что смерть Ивана не прервет дружественных отношений между ними, ничего не изменит в их договоре о совместной борьбе с Изяславом Мстиславичем. «Не тужи о сыну моем, — передает слова Юрия летописец, — аще того Бог отъял, а другии ти сын пришлю». Пока же Юрий прислал союзнику «дары многы паволокою (тканями. — А.К.), и скорою (мехами. — А.К.), и жене его, и дружину его одари по велику».
«ПРИДИ КО МНЕ, БРАТЕ, В МОСКОВ»
У Юрия имелась и другая причина для того, чтобы поддержать Святослава Ольговича в эту трудную минуту. В начале 1147 года произошло еще одно событие, сильно повлиявшее и на новгородсеверского князя, и на расстановку политических сил в Русском государстве.
5 января в Переяславле был пострижен в монахи князь-пленник Игорь Ольгович. Случилось это при следующих обстоятельствах. Заточенный в монастырский «поруб», Игорь сильно разболелся. Настолько, что уже не чаял выйти из темницы живым. Он взмолился к князю Изяславу Мстиславичу, чтобы тот позволил ему принять перед смертью монашеский постриг, к которому будто бы склонялся еще раньше. «Брате, — передает его слова летописец, — се болен есми велми, а прошю у тебе пострижения. Была бо ми мысль на пострижение еще в княженьи своем; ны[не] же у нужи сей болен есмь велми, и не чаю собе живота». Изяслав согласился: «Аще была ти мысль на пострижение, в том еси волен. Но яз тя и бес таче выпущаю (то есть и без того выпускаю. — А.К.), болести деля твоей». Насколько искренними были последние слова князя, сказать трудно. Но теперь пути к отступлению не было ни у него, ни у самого Игоря. Посланцы Изяслава Мстиславича прибыли в Переяславль и повелели разломать верх темницы. Только таким способом узника смогли вытащить наружу. Больше недели Игорь находился между жизнью и смертью, не мог ни пить, ни есть, и лишь на восьмой день «ему Бог душю вороти». Обряд пострижения совершил переяславский епископ Евфимий, после чего Игоря под охраной препроводили в Киев, в монастырь Святого Феодора
.
[36] Здесь князь-инок принял схиму. Вместе с новым статусом он получил и новое имя — Гавриил (оно известно нам из поздних черниговских синодиков
[37]).
