ЦЕРКОВНАЯ СМУТА
Митрополит грек Михаил покинул Киев еще в 1145 году. Он отправился в Константинополь, где и остался, отказавшись возвращаться на Русь. По свидетельству поздней Никоновской летописи, причиной отъезда стало «некое волнение», то есть княжеские распри, а уже пребывая в Константинополе, митрополит «услыша наипаче многи волны и которы в Киеве и во всей Русской земле и того ради не приложи возвратитися на свой стол»
. Именно так, надо полагать, расценили в Константинополе захват киевского стола князем Изяславом Мстиславичем (13 августа 1146 года) и пленение, а затем и насильственное пострижение князя Игоря Ольговича.
Известно также, что перед своим отъездом митрополит Михаил оставил некое «рукописание», согласно которому без митрополита «не достоить» вести богослужение в кафедральном киевском Софийском соборе. Такое положение дел конечно же никак не могло устроить Изяслава Мстиславича. Не рассчитывая на возвращение Михаила (который, возможно, в том же 1147 году и умер
[45]) и не желая оставаться вовсе без богослужения в главном храме своего государства, киевский князь решил поставить на митрополичью кафедру русского иерарха, и притом обойтись без всякого участия Константинопольского патриархата. Во многом этому способствовала неразбериха в самом Константинополе, где после добровольного ухода с патриаршества Михаила II Куркуаса и низложения Косьмы II Аттика (26 февраля 1147 года) патриарший престол пустовал до декабря 1147 года.
Выбор князя пал на известного своей ученостью инока и схимника Зарубского монастыря Климента Смолятича. Киевский летописец дает ему исключительно высокую оценку: он «бысть книжник и философ так, якоже в Рускои земли не бяшеть». Эта характеристика подтверждается и дошедшими до нас собственными сочинениями Климента, которые обнаруживают в нем незаурядного писателя, мыслителя и полемиста.
В личности самого Климента Смолятича многое остается неясным. Так, например, исследователи по-разному объясняют его прозвище: одни видят в нем свидетельство происхождения Климента из Смоленска (тем более что имеются и другие подтверждения его особых связей с этим городом); другие считают отчеством (от имени Смолята). Не известно точно и где находился тот монастырь, в котором подвизался и принял схиму Климент: летописи знают по меньшей мере два «Заруба» в домонгольской Руси — город на Днепре недалеко от Киева, где находился монастырь, известный позднее как Зарубский Трактомировский Успенский или Крестовоздвиженский (определенно о том, что Климент происходил именно из этого «Заруба», сообщает переписчик Ермолаевского списка Ипатьевской летописи
), и село в Смоленской земле. Из собственных сочинений Климента явствует, что он был блестящим эрудитом, богословом, в совершенстве владел аллегорическим методом толкования Священного Писания и не только прекрасно знал греческий язык и приемы византийской риторики, но был знаком и с так называемой схедографией — высшим курсом византийской грамматики. Полагают, что он получил образование в одном из высших учебных заведений в Византии и именно это дало ему право именоваться «философом»
. Позднейшие летописи называют его также «молчалником» — возможно, находясь в схиме, будущий митрополит принял на себя обет молчания.
Его поставление на кафедру всецело было инициативой нового киевского князя, который, по свидетельству летописца, и «вывел» Климента из «Заруба». В июле 1147 года по воле князя в Киеве собрался церковный собор, на котором присутствовало (по разным источникам) семь или девять епископов: Феодор Белгородский, Онуфрий Черниговский, Евфимий Переяславский, Дамиан Юрьевский, Феодор Владимиро-Волынский, Нифонт Новгородский, Мануил Смоленский, а также, возможно, Иоаким Туровский (не так давно насильно приведенный в Киев) и Косьма Полоцкий.
Мнения на соборе резко разделились. Епископы Нифонт Новгородский и Мануил Смоленский (последний родом грек) решительно высказались против самой возможности избрания митрополита собором епископов. «Не есть того в законе, яко ставити епископом митрополита без патриарха, но ставить патриарх митрополита», — приводит их слова летописец. Иерархи отказывались признавать такое поставление и даже совершать службу вместе с новоизбранным митрополитом, ссылаясь при этом на «рукописание» прежнего киевского митрополита Михаила: «А не поклониве ти ся, ни служиве с тобою, зане не взял еси благословения у Святое Софьи (имеется в виду константинопольский патриарший Софийский собор. — А.К.), ни от патриарха. Аще ли ся исправиши, благословишися от патриарха, и тогда ти ся поклониве; ве взяла от Михаила от митрополита рукописание, яко не достоить нам без митрополита в Святей Софьи (киевской. — А.К.) служити»
.
Однако большинство собора высказалось за избрание Климента. Решающий аргумент нашел черниговский епископ Онуфрий. «Аз сведе, — говорил он, — достоить ны поставите, а глава у нас есть святаго Климента (римского папы, принявшего мученическую смерть в Крыму на рубеже I и II веков. — А.К.), якоже ставять греци рукою святаго Ивана (Иоанна Крестителя. — А.К.)».
По всей вероятности, Онуфрий и его единомышленники в обосновании своих прав могли ссылаться на 1-е правило Апостольского собора («два или трие епископы да поставляють единаго епископа»). Однако к описываемому времени оно уже давно не действовало, и прерогатива поставления митрополита на киевскую кафедру изначально принадлежала константинопольскому патриарху. Пример же с «рукою святаго Ивана» кажется совершенно неуместным: Византийская церковь не знала такого способа поставления архиереев. По-видимому, Онуфрий имел в виду нечто другое: использование десницы святого Иоанна Крестителя в обряде поставления на царство византийских императоров. (Об этом сообщал новгородский паломник Добрыня Ядрейкович — будущий новгородский архиепископ Антоний, посетивший Константинополь около 1200 года и составивший «Книгу Паломник» — описание константинопольских святынь. По его словам, в церкви Пресвятой Богородицы в Большом императорском дворце в Константинополе хранилась десница святого Иоанна: «тою царя поставляють на царство»
.
[46] Современные исследователи в принципе допускают возможность использования в обряде поставления императоров части мощей святого Иоанна. Как отмечает Б. А. Успенский, это «определенно вписывается в византийскую традицию»; более того, участие в этом обряде десницы святого Иоанна — той самой, которую он некогда возложил на главу Христа, — уподобляло обряд коронации обряду крещения, а самого императора — Христу
.) Как мы знаем, в Киеве хранилась часть этой святыни — перст святого Иоанна Крестителя, перенесенный сюда из Константинополя при князе Владимире Мономахе. Однако епископ Онуфрий предлагал воспользоваться не им, а другой, еще более чтимой киевской реликвией — главой святого папы Римского Климента, привезенной в Киев князем Владимиром Святославичем из Корсуни (где святой Климент принял мученическую смерть). Чудотворные мощи одного из первых римских патриархов, ученика святых апостолов Петра и Павла, должны были обладать в глазах просвещенных киевлян такой же дароносной и благословляющей силой в отношении киевского первоиерарха, какой обладала десница святого Иоанна в отношении византийских царей. Обращение к ним, по мысли епископа Онуфрия, могло компенсировать очевидное отступление от канонических правил и вполне заменяло патриаршую хиротонию.
