* * *
Судьба русского празднования 1 августа складывалась не просто. Прежде всего потому, что в тот же день, 1 августа, в соответствии с церковным календарём, начинался двухнедельный Успенский пост, предшествующий празднику Успения Божией Матери. И не было никакой ясности, как следует соотносить начало поста — день усиленной молитвы и отказа от всех жизненных радостей — с празднованием Спасуй Его Матери — предполагающим радость по случаю победы, одержанной с их помощью над врагом. А ведь мы помним, что именно споры о соблюдении поста в отдельные, праздничные дни вызвали жесточайший кризис в Русской церкви и кризис этот достиг своего апогея как раз в 60-е годы XII столетия.
Об остроте споров вокруг нового праздника свидетельствует сам текст Слова на 1 августа. Слово дошло до нас в нескольких различающихся друг от друга вариантах (редакциях). Причём различаются концовки памятника, очевидно, присоединявшиеся к основному тексту; сам же основной текст особых изменений не претерпевал.
Одно из таких прибавлений представляет собой поучение на праздник, объясняющее, как именно надлежит праздновать этот день. И выясняется, что праздновать его надлежит так же, как и любое другое церковное торжество, — милостыней, посещением церкви, возжиганием свечей, отказом от работы и, главное, проявлениями любви к ближним:
«…Мир и любовь попромежю себе имуще, и милостынею убогыя наделяюще, с свещами к церкви текуще на святое пение, от всех дел удаляющеся, а страху Божию внимающе с боязнию».
Автором этого поучения предположительно называют разных лиц: одни — ставленника Андрея Феодора (что кажется совершенно невероятным), другие — его антагониста и одного из устроителей празднования ростовского епископа Нестора
[99]. Трудно сказать, когда именно был написан этот текст — при Боголюбском или же позднее. Но в любом случае это лишь одна версия праздника 1 августа. В какой-то момент поучение было заменено другим текстом, авторство которого приписывают (столь же гипотетически) кому-то из епископов-греков, возможно, Леону. Это так называемое «установление о постах» (или, как оно именуется в рукописях: «Заповедь святых отець кануном и праздником, како говети всем христианом правоверным»). Смысл «установления» прямо противоположен предыдущему. И сводится он к необходимости строгого соблюдения поста в этот день. А это заметно снижает значимость самого праздника:
«Ведомо буди вам, о чада: святии и апостоли и вселеньская церкви преда нам говенье августа месяца, в 1-й день августа не ести мяс ни рыб до Успениа Святыя Богородица».
А дальше — разъяснение по поводу необходимости строгого соблюдения поста и в другие дни, в том числе среды и пятницы, падающие на праздники, — то есть тема, хорошо знакомая нам по предшествующему повествованию о судьбе епископа Леона: «…аще в который день причтется праздник Честныя Святыя Богородица в среду или в пяток, не яс[ти] мяс, но Пречистыя ради Богородица емы рыбы…»; и т. д.
,
[100] Примечательно, что текст этот читался в древнейшем дошедшем до нас списке Слова о празднике 1 августа в составе Пролога (начала или первой четверти XV века), но затем был выскоблен — очевидно, из-за несоответствия духу самого Слова.
Встречается и третий вариант продолжения Слова о празднике 1 августа. В ряде рукописей в качестве заключительной части в него было включено Слово Андрея Боголюбского «о милости Божий»
. Но это уже своего рода тавтология, ибо об одном и том же событии — установлении праздника — здесь говорится дважды.
Несомненно, Андрей придавал огромное значение вводимому им празднику. Современная исследовательница древнерусских месяцесловов обратила внимание на такой примечательный факт: праздник Всемилостивому Спасу и Божией Матери 1 августа — единственный из всех собственно русских праздников, который занимает в месяцесловах (естественно, в тех, где он присутствует) место не после, а перед греческими памятями того же дня
. То есть он обозначен как главный праздник, превосходящий важностью память семи ветхозаветных мучеников Маккавеев, которая отмечалась Церковью в этот день. Однако усилия князя, по-видимому, не дали ожидаемого результата: ни при нём самом, ни при его ближайших преемниках на владимирском столе праздник этот так и не сделался общерусским. В подавляющем большинстве месяцесловов домонгольского времени он отсутствует. И лишь позднее, начиная с XV века, праздник этот занимает своё законное место под 1 августа — рядом с утвердившимся тогда же греческим праздником Происхождения Креста.
В представлениях русских людей два эти праздника слились воедино. Со временем праздник 1 августа стал знаменовать не просто начало последнего летнего месяца, но своего рода «проводы лета». Праздник получил название «первого Спаса» — ибо за ним в том же августе следуют «второй» (или «яблочный») и «третий» (или «ореховый», «хлебный») Спасы. По-другому праздник называют «медовым Спасом» — потому что в этот день традиционно начинали сбор мёда, или «Спасом на воде», «мокрым Спасом» — потому что в этот день освящали колодцы и совершали крестные ходы на водоёмы и родники для освящения воды. С праздником 1 августа связывают множество народных обычаев и примет. А потому и сегодня, отмечая «медовый Спас» (по новому стилю 14 августа), мы должны добрым словом помянуть русского князя, подарившего нам эту красивую и значимую дату не только в церковном, но и в народном календаре.
Покров над Нерлью
Болгарский поход Андрея Боголюбского имел и другое важное последствие для русской истории. Но прежде чем говорить о нём, скажу о судьбе князей — участников похода.
Для двоих из них поход этот оказался последним.
28 октября 1165 года (или, по-другому, даже 1164-го, то есть совсем скоро после похода)
[101] умер старший сын Андрея Боголюбского Изяслав, «благоверный» и «христолюбивый», как называет его летописец. Для князя Андрея Юрьевича это должно было стать жесточайшим потрясением, ибо в Изяславе он потерял не только горячо любимого сына, но и наследника, главного продолжателя своего дела. «…И плакася по нем князь Андрей отець и брат его Мьстислав, и тако положи и в церкви Святыя Богородица Володимери с плачем великим».
