3.10.[19]46г.
Пожалуй, это мое последнее письмо к тебе... Рассчитываю на приведение смертного приговора в исполнение в течение 14 дней, т.е. после его утверждения (Контрольным Советом в Германии. — Прим. пер.). <...> Осознание своей судьбы помогло мне держаться на процессе так, как я это делал. Не раскаиваюсь ни в одном сказанном мной на процессе слове и никогда не откажусь от него. На любой заданный мне вопрос я всегда отвечал чистую правду. <...> Горжусь этим теперь и буду гордиться перед лицом истории
581
582. <...>
Вице-адмирал Леопольд Брюкнер — фельдмаршалу Кейтелю?*
583
4 октября [ 19]46 г.
Господин фельдмаршал!
Как сказано: «Да пребудут дела ваши с вами!»
А потому все хорошее, что сделали вы в своей былой жизни и в годы этой несчастной войны, не уйдет в небытие, пусть сегодня это и осознается не всеми.
Как бы то ни было, я хотел бы поблагодарить вас за все то добро, какое я, как и многие ваши подчиненные, видел от вас. Они будут мыслить об этом так же, как и я.
Всё сказанное вами о вашей тяжелой служебной деятельности — это далеко не всё, что можно и должно о ней сказать.
Преданный вам Леопольд Брюкнер
Фельдмаршал Кейтель — Контрольному Совету в Германии
584
5 октября 1946 г.
Хочу с радостью отдать свою жизнь, которой требует приговор, в надежде, что эта жертва станет благословенной для немецкого народа и послужит оправданием германскому вермахту.
У меня лишь одна просьба: дать мне умереть от пули...
Надеюсь, члены Контрольного Совета, будучи сами старыми солдатами, проявят понимание моей вины, порожденной необходимым каждому хорошему воину любой армии мира чувством порядочности. Если же я не осознал тех границ, которые следовало поставить этой воинской добродетели, я все-таки верю в возможность искупить эту ошибку такой смертью, которая приличествует воину во всех армиях мира, даже если он и заслуживает за содеянное им смертной казни.
Последнее слово подсудимого Вильгельма Кейтеля
585
В показаниях на Суде я признал свою ответственность в границах моего служебного положения. Сущность и значение этого служебного положения изложены в порядке представления доказательств и в защитительной речи моего защитника.
Я далек от того, чтобы умалять долю моего участия в случившемся. В интересах исторической правды возникает необходимость пояснить некоторые ошибки в заключительных речах обвинения.
Господин американский обвинитель [Роберт Г. Джексон] заявил в заключительной речи: «Кейтель — безвольное и послушное орудие, передал партии орудие агрессии — вооруженные силы».
«Передачу» вооруженных сил партии нельзя совместить с моими функциями ни до 4 февраля 1938 г., ни после этого периода, когда Гитлер назначил непосредственно себя Верховным главнокомандующим вооруженными силами и с этого времени получил неохраниченную власть над вооруженными силами и партией.
Я не помню, чтобы в ходе этого процесса было предоставлено доказательство, которое смогло бы поддержать это утверждение обвинения. Представление доказательств также показало, что утверждение, будто бы Кейтель руководил вооруженными силами при осуществлении преступных намерений, ошибочно. Это утверждение противоречит также и материалам англоамериканского досье, из которых ясно видно, что я не имел права отдавать приказы. Поэтому не прав также и господин британский обвинитель, когда говорит обо мне, как о ◄(фельдмаршале, который отдавал приказы вооруженным силам». И если он приписывает мне слова: «Я не имел ни малейшего понятия о том, какие практические результаты достигались этим», то, мне кажется, это не совсем так, как я сказал во время своего допроса. Я сказал: «Но если приказ был отдан, то я действовал, по моему мнению, по долгу службы, не давая себя смущать возможными и не всегда представляемыми последствиями».
Утверждение о том, что «Кейтель и Йодль не могут отрицать своей ответственности за действия эйнзатцкоманд
586 СД, с которыми в тесном контакте работали их собственные командиры», — не основывается на результатах допроса свидетелей. ОКБ было исключено из числа высших командных инстанций на Советском театре действий, ему не подчинялись войсковые начальники.
Господин французский обвинитель сказал в заключительной речи: «Необходимо вспомнить ужасные слова подсудимого Кейтеля о том, что “человеческая жизнь в оккупированных областях ничего не стоила”».
Эти ужасные слова — не мои. Не я их придумал, и не я клал их в основу содержания приказа. Надо мной достаточно сильно тяготеет сознание того, что мое имя связано с передачей приказа фюрера.
В другом месте господин Шампатье де Риб говорит: «Этот приказ — речь шла о борьбе с партизанами — выполнялся им на основании указаний командующего фронтом, который, в свою очередь, действовал согласно общим указаниям подсудимого Кейтеля».
Здесь опять говорится об «указаниях Кейтеля», хотя в самой обвинительной речи французского обвинения говорится, что я, как начальник О КВ, не мог непосредственно отдавать приказы видам вооруженных сил.
В заключительной речи советского обвинителя говорится:
«Начиная с документов о расстреле политических работников, Кейтель, этот солдат, как он любит себя называть, игнорируя присягу, беззастенчиво врал на предварительном следствии американскому обвинителю, говоря, что этот приказ носил характер ответной репрессии и что политических работников отделяли от остальных военнопленных по просьбе самих военнопленных. На суде он был изобличен».
Речь шла о документе ПС-884. Обвинение необоснованно. Советский обвинитель не учел, что протокол моего допроса на предварительном следствии по этому вопросу не был принят Трибуналом в качестве доказательства. Поэтому он не должен был также использоваться в заключительной речи обвинения. Я не видел протокола допроса на предварительном следствии и незнаком с его текстом. Если этот текст достоверен, то он содержит разъяснение заблуждения, которое возникло в результате того, что мне не был предъявлен этот документ. Во время прямого допроса я правильно изложил обстоятельства дела моему защитнику.
