Однако глава государства, вместе с которым Кейтель отныне должен был (и, не станем забывать, хотел!) работать (ведь для фельдмаршала это являлось честью и долгом), не придавал особого значения структуре высших органов вермахта и четкому разграничению их военных компетенций. Совсем наоборот! Хотя Гитлер и нуждался в начальнике «военной канцелярии» (которому он сознательно не дал никакой командной власти), он, в соответствии со своей государственной мудростью, в конечном счете желал иметь множество всяческих инстанций с преднамеренно пересекающимися компетенциями. Ну а Кейтель пусть будет управляющим всеми этими нуждающимися в управлении делами вермахта, и особенно сухопутных войск. На его плечи — не без собственной вины! —* лег невероятный груз работы в сочетании с полным презрением Гитлера к тем послушным и исполнительным сотрудникам, которые даже своим внешним видом оставались ему какими-то чуждыми.
О на редкость запутанных компетенциях ОКБ фельдмаршал частично рассказал в своих воспоминаниях. Следует констатировать: никакой приказной властью он не обладал. Он стал (причем в гораздо худшей форме, чем пресловутый наполеоновский князь Ваграмский) для Гитлера другим «Бертье»
610.
Поскольку современная война потребовала мобилизации всех сфер существования нации, начальник ОКБ формально, с точки зрения Гитлера, являвшийся представителем вермахта в целом, оказался втянутым в многочисленные дела, которые, по сути, его не касались. А поскольку этот начальник ОКБ был человеком с чрезвычайно ярко выраженным чувством долга, он ни от одного такого дела не уклонялся.
Здесь еще раз уместно вспомнить формулировки из декрета фюрера от 4 февраля 1938 г.: «Командную власть над всеми вооруженными силами отныне непосредственно осуществляю лично я». «Прежнее управление вооруженных сил имперского военного министерства, сохраняя свои задачи в качестве Верховного главнокомандования вермахта и моего военного штаба, переходит в мое прямое подчинение». — Так заявил Адольф Гитлер в 1938 г. — еще до всех аннексий и захватов, действуя в унаследованном им от старого государства духе закона сосредоточения в своих руках всех властных позиций, начиная от поста рейхсканцлера и президента и кончая постом Верховного главнокомандующего вермахта. Он поступал так, ибо это отвечает внутренней логике таких монократических систем. Но при этом никак нельзя упускать из виду то обстоятельство, на которое еще во время Нюрнбергского процесса указал специалист-государственник и ученый-правовед профессор Герман Яррайс: «Поскольку фюрерское государство, являющееся монократическим, достигло своего господства внешне легальным путем, воля монократа стала законом»
611.
Протежируемому Кейтелем на пост главнокомандующего сухопутными войсками генералу фон Браухичу во время государственного кризиса 1938 г. было дано понять: одной из его задач будет сблизить вермахт с национал-социалистическим государством. Как и у Кейтеля, возражений у Браухича не имелось. Для них обоих это была не столько проблема «национал-социализма», сколько проблема, именуемая: «Гитлер». Главным для них обоих являлась не система, а личность, стоящая во главе государства. Когда Браухич, духовно и физически сломленный фюрером, уходил в отставку, он, совсем так же, как и сраженный в результате темных махинаций генерал-полковник барон фон Фрич, заявил: «Гитлер — это рок Германии». Ни одному из этих аристократов тогда уже больше и не пришла в голову идея упорного протеста против самовластия плебея. Это затрагивает проблему внутреннего отречения от своих идей и традиций старого руководящего крута Германии, который начал маневрировать еще во время революции 1918 г. Фельдмаршал Кейтель тоже принадлежал к старому дворянско-буржуазному высшему кругу. И он тоже ни на йоту не ощутил все это по-иному.
Кейтель цитирует по памяти речь Гитлера, которую тот 30 января 1939 г. произнес, вероятно, перед высшими офицерами вермахта
612. Фюрер распространялся насчет неудачного до той поры «рывка» к превращению Германии в мировую державу. Вермахт должен выждать до 1942 г. «Генеральное столкновение» с Англией и Францией — неизбежно; он, фюрер, приведет рейх к нему, как только наступит подходящий момент. Гктлер в резких выражениях обличал «пессимистические элементы», засевшие в военном руководстве, а потом ополчился на существующий в этих кругах еще со времен Шлиффена
613 «интеллектуальный дух» и «сверхкультивирование» оного духа. Тут, сказал Вгглер, необходимо абсолютно радикальное изменение. Офицерский корпус «погряз» в пессимизме (имелось в виду его поведение во время Судетского кризиса. — В.Г.). Напомнив историю с генералом Адамом, он с возмущением воскликнул: «О чем тут говорить, если уже сверху идет такой дух!..» Фюрер потребовал новой системы отбора офицерских кадров. В будущем германский офицер должен быть «верующим (в национал-социализм. — Прим. пер.) офицером!» Насчет разных планов реорганизации структуры руководства вермахта Гитлер категорически заявил: «Я не желаю больше получать никаких предостерегающих памятных записок!» (Имелась в виду «бумажная война», ведшаяся в 1938 г. с помощью разных меморандумов. — В.Г.). Задача Браухича — повернуть офицерский корпус лицом к нацизму. Необходимо «доверие, диктуемое слепой уверенностью». Закончил речь Гитлер примерно так: «Прошу всех осознать свои задачи!»
Тем самым, в сущности, было сказано все, чего хотел фюрер.
Позже, надопросе американскими следователями
614, Кейтель показал: постепенно он увидел — не так страшен черт, как его малюют! Ведь Гитлер, ощущая свою внутреннюю неуверенность, сознательно вел себя с офицерами чересчур утрированно. Но то было слабым утешением и запоздалым прозрением. Именно во время этих предварительных допросов (общая их тема: «Анализ Кейтелем характера и нравов Гитлера») фельдмаршал, с целью проиллюстрировать тезис фюрера о необходимости априорного недоверия ко всем и каждому, привел несколько примеров реагирования «верховного полководца» на неугодные тому факты и явления.
Первый пример касается отношения Гитлера к старейшему и самому видному офицеру армии — генерал-фельдмаршалу фон Рундштедту, происходившему из старинного прусского дворянского рода.
