Главным событием для Кейтеля как человека, которого война силой заставила вступить на путь военной карьеры (такой конец ее тогда предвидеть было еще невозможно), явилось его откомандирование в генеральный штаб, после того как в 1914 г. он стал капитаном и некоторое время командовал на Западном фронте батареей.
Письма, относящиеся к марту 1915 г., когда произошло это событие, весьма ясно показывают, как сильно подействовало оно на Кейтеля, как серьезно он ставил перед собой вопрос: а справится ли он и будет ли соответствовать новой должности? Он прекрасно знал, что ему не хватает образования. Но заслуживает внимания характеристика, дашхая уже фельдмаршалу Кейтелю одним из его адъютантов: он зачастую действовал лучше, чем можно было предположить. Этот добросовестный человек с удивительным прилежанием стремился неустанным трудом восполнить путем самообразования недостаток в знаниях и даже наверстал то, чего ему поначалу недоставало для успеха в дальнейшей военной карьере.
Как сетования жены, так и семейные предания показывают: целыми месяцами и годами — и в начале своей службы в министерстве рейхсвера (в войсковом управлении) после Первой мировой войны, и во времена начальствования над гигантской управленческой машиной ОКВ — он не знал ничего иного, кроме работы, и не только в своем служебном кабинете, но и дома. Он становился нервозным (особенно в период службы в министерстве рейхсвера), хотя от этого рослого и физически крепкого человека, обладавшего имиджем истинного помещика-юнкера (которым он, кстати, не являлся), никто никогда никаких «нервов» не ожидал. Ему была присуща вечная спешка чрезвычайно занятого человека и тогда, коща он стал генералом, а затем фельдмаршалом — начальником ОКБ, и даже тогда, когда он уже давно превратился в виртуоза военного руководства, способного справляться с горой документов и знающим все административные ходы и выходы. Адъютанты шутили (и Кейтель сам от всего сердца порой смеялся над этой шуткой): «Вот несется во весь аллюр германский фельдмаршал, а за ним, не спеша, вышагивает его ад ъютант!»
Для генштабиста Кейтеля имело большое значение то, что он прошел практическую школу на войне и, служа в Большом генеральном штабе, в быстро пролетевшие месяцы 1915 г. находился в Галиции и Сербии, выполняя ту функцию, в которой этот высший военный орган еще со времен Мольткс-сгаршего
11 отличался большим военным искусством, а именно — осуществлял оперативное руководство войсками. Конец войны капитан провел в 19-й резервной пехотной дивизии, а затем в качестве 1 -го офицера генерального штаба (т.е. начальника оперативного отдела — 1а. — Прим, пер.) в штабе корпуса морской пехоты во Фландрии.
Здесь надо было не просто руководить в обычном смысле слова — теперь уже главную роль играли тактика, организация войск и управление ими. У сына помещика, внука арендатора королевского домена организаторский талант был в крови. От своего деда он унаследовал и другое качество, свойственное как дворянским родам, так и крестьянским семьям: неуклонную верность князю — главе государства, пусть даже недостатки оного вполне очевидны. Эта несгибаемая верность зиждилась на осознании взаимного долга хранить се — как тем, кто ее тре-буст, так и тем, кто ее блюдет; она существовала сама по себе в силу традиции. Властитель был вне критики.
Будучи начальником оперативного отдела 19-й резервной пехотной дивизии, Кейтель познакомился с человеком, которому было суждено стать частью его жизни. Это был 1-й офицер генерального штаба в вышестоящей 7-й армии майор Вернер фон Бломберг, которого причисляли к типу духовно развитых людей. Он был весьма образован, интересовался литературой и философией. Позже ему приписывали склонность к антропософии Штайнера
12. Бломберг произвел на Кейтеля большое впечатление, хотя он и отрицал сближение с ним в человеческом плане. Однако если вспомнить более поздние взгляды Бломберга и Кейтеля на необходимость реорганизации всей структуры высших органов вооруженных сил в духе присущего вновь созданному вермахту руководства, тут несомненно играл роль следующий факт. Кейтель был одним из немногих офицеров генштаба, который во время Первой мировой войны поддерживал по служебной линии тесный контакт со второй составной частью вооруженных сил — военно-морским флотом, пусть даже только с ограниченно используемым в наземной войне соединением — корпусом морской пехоты.
Так еще исподволь возникли тс многие нити, которые Кейтель очень хотел сохранить и во времена бедствия и возмездия.
Другим — на сей раз мрачным — событием для молодого генштабиста стала [Ноябрьская] революция 1918 г. До сих пор неясно, что именно думал он об отречении кайзера. Мы не располагаем ни одним суждением Кейтеля о Вильгельме II, нам известно только об отрицательном отношении к императору его жены Лизы. Но фотография кронпринца с собствешюручной дарственной надписью еще долго стояла на письменном столе Кейтеля в министерстве рейхсвера. Однако для Кейтеля, как и для десятков тысяч солдат-фронтовиков, образ кайзера уже давно стал подобным призраку, после того как Его Величество несколькими годами ранее устранился от императорских дел.
Что и правда подействовало на Кейтеля уничтожающе, так это нарушение всякого порядка, поражение в войне. Подобно сотням тысяч военнослужащих всех званий и рангов, он воспринял происходящие события как своего рода землетрясение неизвестного происхождения. Но он не искал утешения в тезисе, будто степной пожар «красной революции» был зажжен в тылу, а сама революция явилась «ударом ножа» в спину «не побежденной на фронте армии». Лично Кейтель был человеком необычайно мужественным, но вместе с тем склошгым рассматривать происходящее вокруг крайне мрачно, а тем более тогда, когда над страной нависли грозовые тучи. Вот почему в 1918— 1919 гг. он попеременно переходил от стремления и веры в то, что удастся построить новую Германию, к сомнению, не будет ли все это, пусть и на время, сметено вихрем большевизма.
И Кейтель остался офицером. Теперь он считал своим долгом не отказываться от построения нового государства. В Нюрнберге он сказал: я выполнял свой долг воина при кайзере, при Эберте
13, при Пшденбурге
14 и при Гитлере. Так, как он, думали многие, в том числе и те, кому потом пришлось гораздо легче: они ведь не имели столь тесных отношений с фюрером, а потому и не должны были отвечать за свои действия перед Международным военным трибуналом, после того как сам фюрер уклонился от своей земной ответственности.
