К началу января [19]42 г. на всем Восточном фронте удалось изменить существовавшую до начала декабря группировку войск и создать более или менее упорядоченный фронт обороны. Но ни о каком зимнем покое не могло быть и речи. Русские проявляли себя крайне активно и переходили в наступление во многих местах чрезвычайно ослабленного потерями и удерживаемого чуть ли не одними боевыми охранениями, растянувшегося тонкой линией фронта. Инициатива находилась в руках врага — мы были вынуждены перейти к обороне и расплачивались за это ощутимыми потерями.
В феврале [1942 г.] новый министр вооружения и боеприпасов Шпеер
425 (ставший им после того, как д-р Тодг погиб при взлете самолета с аэродрома ставки) добился принятия программы немедлешюго высвобождения 250 тыс. солдат сухопутных войск для нужд военной промышлешюсти. Борьба за людей тогда только началась и уже больше никогда не прекращалась. Сухопутные войска потеряли за первые месяцы зимы более 100 тыс. человек, в декабре [19]41 г. и начале [19]42 г. — вдвое больше. Армия резерва отдала всех новобранцев, включая контингент [19] 22 г. рождения. На мое предложение не трогать хотя бы контингент [19] 23 г. рождения фюрер ответил полным согласием.
Но все эти меры уже не смогли хотя бы приблизительно восполнить понесенные сухопутными войсками потери на Востоке, так что состав дивизий неизбежно пришлось сократить с девяти батальонов до семи, одновременно значительно пополнив их за счет нестроевых и дивизионных тыловых служб и подразделений снабжения.
С этой первой акции в феврале [19]42 г. и началось мое хождение по мукам в уже никогда не кончавшейся борьбе с гражданскими властями военной экономики за людей с целью сохранения боеспособности вермахта, в первую очередь — сухопутных войск
426. Если сравнивать с ними, то потребность в пополнении у военно-морского флота и люфтваффе была незначительной, но зато что касается войск СС, она резко увеличивалась, как ненасытный насос выкачивая цвет немецкой молодежи. При содействии фюрера войска СС сумели явными и скрытыми, законными и незаконными средствами пропаганды и косвенного давления заманить в свои ряды самые ценные силы молодежи, лишив тем самым армию лучших элементов для подготовки ее будущих офицеров и унтер-офицеров.
Все мои представления на сей счет фюреру, который все же не мог оставаться полностью глухим к моим аргументам, результата не имели. Каждое подобное обсуждение приводило к вспышкам гнева совсем не по существу: он, мол, знает наше недоброжелательное и отрицательное отношение к «его» войскам СС, а ведь это они — элита, воспитахшая в духе его мировоззрения, но вот это самое армия и отвергает! Его пеизмехшая воля — давать войскам СС столько отборной молодежи, сколько ее пожелает в них вступить, а потому число добровольцев — не ограничивать. На мой упрек, что во многих случаях методы вербовки уязвимы и используют недозволехпхые средства — обещания, посулы и т.п. — Гитлер потерял самообладание и бурно потребовал от меня доказательств, разумеется, привести я их не смог, чтобы не подвергнуть моих свидетелей (большей частью отцов и учителей старшеклассников) преследованиям гестапо
427.
Неудивительно, что боевая ценность армии, уже давно потерявшей своих ххаиболее храбрых молодых офицеров и самых лучших уитер-офицеров, вес более снижалась. Ведь она не получала полноценной замены, и пополнение ее поредевших рядов шло преимущественно за счет лишаемых брони рабочих военной, промышленности, которые уже считали, что война с се ужасами обошла их стороной, а также выздоравливающих и выписываемых из госпиталей, которые возвращались на фронт с весьма смешашшми чувствами. Наряду с этим сухопутные войска черпали необходимое пополнение и из так называемых «прочесываний» в самом рейхе и внутри многочисленных формирований и учреждений фронтового тыла. О ценности всех этих пополнений говорить не приходится. Поэтому нечего удивляться тому, что боевой дух и готовность к самопожертвованию постоянно падали. Фюрер, как старый фронтовик [19] 14—[19] 18 гг., не мог не считаться с этими соображениями, но утешался тем, что и у противника дела пойдут точно так же, если не хуже.
