II
Даже символично, что один из первых приступов неудержимого кашля случился у Берти в Германии, во время его последнего государственного визита к Вильгельму в феврале 1909 года.
Берти, как обычно, наслаждался дымком сигары, когда вдруг стал задыхаться. К нему тотчас бросились насмерть перепуганная жена Александра и представитель Форин-офиса Чарльз Хардинг, они расстегнули королю тугой воротник немецкого мундира и спасли от удушья. Вмешательство Хардинга было символичным: можно сказать, что, восстанавливая дыхание Берти, он спасал жизнь британской внешней политике. И в Германии у него раз получилось.
По трагическому стечению обстоятельств именно поездка в любимую Францию годом позже, кажется, доконала Берти. Или, мягко говоря, его тело решило попрощаться с жизнью в той стране, которая практически научила его жить.
В марте 1910 года Берти отправился в Париж. В один из вечеров он посетил Театр Порт-Сен-Мартен, любимый театр Сары Бернар, на сцене которого в 1897 году была впервые исполнена пьеса Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». Берти пришел на новую премьеру Ростана, «Шантеклер», хотя трудно понять, зачем ему порекомендовали эту пьесу, которая уже провалилась в нескольких театрах. «Шантеклер» – это невнятный, лишенный всякого политического подтекста предшественник «Скотного двора» Оруэлла, басня о животных, в которой одноименный петушок (чье имя в переводе означает «петь чисто») хвалится тем, что каждое утро будит солнце, заставляя его подниматься. Берти – не любитель аллегорий, если только в них не участвовали полураздетые нимфы, – нашел пьесу «глупой и детской» (с ним было согласно большинство парижских театралов). К тому же в театре оказалось так душно, что он вспотел и подхватил простуду, которая быстро переросла в бронхит.
На следующий день Берти признался своей подруге, светской красавице графине де Греффюль: «Мне недолго осталось, и, когда я уйду, мой племянник начнет войну». Берти, кажется, не обольщался насчет своих, да и европейских перспектив.
Из Парижа он уехал в Биарриц, как и планировал, но уже через несколько дней чувствовал себя настолько плохо, что не встал с постели. У него поднялась температура, дышал он с трудом и все время кашлял. Миссис Кеппел написала в записке к своей подруге: «Я очень обеспокоена», что в переводе с английского аристократического, несомненно, означало: «Боже мой, он умирает, что мне делать?» Позже, когда доктор Рид обнаружил симптомы пневмонии, Алиса разошлась не на шутку, написав, что она «встревожена».
В любом случае, погода явно не способствовала скорейшему выздоровлению короля. Биарриц находится на той же широте, что и Ривьера, но климат этих мест несравним. Освежающие атлантические бризы порой превращаются в смерчи, и весна 1910 года как раз была отмечена снегом, дождем и постоянным сильным ветром. Королева Александра пригласила Берти в круиз по Средиземному морю, но, даже находясь в таком плачевном состоянии, король не хотел прерывать свой отдых с миссис Кеппел – Франция пробуждала в нем романтические чувства.
Через несколько дней Берти стало лучше, так что опасность умереть типичной смертью французского государственного деятеля – в гостиничном номере, наедине с любовницей, – по крайней мере, отступила на время. Он даже почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вновь взяться за сигару. В выпущенном бюллетене сообщалось, что «здоровье Его Величества полностью восстановлено». Хотя, строго говоря, это не соответствовало действительности уже с 1890 года.
Берти знал, что дни его сочтены, и это, возможно, объясняет один из выездов, которые он совершил, когда почувствовал себя достаточно хорошо.
Как и многие хронически больные люди, Берти был очень суеверен. Терпеть не мог, когда за столом собиралось тринадцать человек. Однажды он был приглашен на обед, где одна из дам оказалась беременной, и король утешал себя мыслью, что за столом незримо присутствует еще один гость. Он высчитывал, сколько палочек спаржи у него на тарелке, и не дай бог, если их было тринадцать. Дома к кровати короля был привязан букетик трав, которые, как он надеялся, помогут ему исцелиться или, по крайней мере, принесут удачу.
Во время своего последнего пребывания в Биаррице Берти отправился – возможно, в поисках метафизической помощи – в санктуарий Лурда, небольшого городка в предгорьях Пиренеев, куда стекались толпы паломников начиная с 1858 года, когда четырнадцатилетней девушке по имени Бернадетт впервые явилась Дева Мария и в пещере забил источник со святой водой.
20 апреля Берти, Алиса и несколько их друзей преодолели первый этап путешествия – сложный, 120-километровый переезд от Биаррица до города По, который наверняка занял не менее трех часов с учетом дорожных условий. На следующий день они проехали еще километров тридцать, поднимаясь в горы, но из-за того, что в дороге несколько раз лопались шины, добрались в Лурд только после обедни. Бедный больной Берти, должно быть, очень хотел попасть туда.
Его встретил епископ Лурда и провел в грот с купальней, куда паломники в поисках чудесного исцеления опускали больные части тела или погружались полностью. К сожалению, Берти не мог раздеться и нырнуть, чтобы окунуть свою грудную клетку, и не только потому, что вокруг собралась огромная толпа желающих увидеть короля, но еще и потому, что это было бы откровенно католическим жестом, непозволительным для англиканского монарха. К тому же вода в источнике была настолько холодной, что после такого купания Берти наверняка бы уже не оправился.
Берти оставался в Биаррице до последней недели апреля 1910 года, пока Александра совершала круиз до Корфу. Вечером накануне его отъезда состоялся парад местных моряков и пожарников, играл духовой оркестр, и фейерверки освещали грозовое небо. Это был самый грандиозный за всю историю города au revoir
[312]. Хотя Берти опасался, что это все-таки adieu
[313], – на следующий день, когда багаж уже был упакован, он бросил последний взгляд на залив и сказал, что ему «жалко расставаться с Биаррицем. Возможно, это навсегда».
И впервые в жизни он не сделал остановку в Париже по пути домой через Францию. Зловещее предзнаменование.
По возвращении Берти для всех в Лондоне стало очевидно, что отдых во Франции не пошел ему на пользу. Король был тихий, усталый, беспрерывно кашлял, у него пропал аппетит – ко всему, кроме сигар. Он работал так же усердно, как и прежде, подписывал многочисленные документы, но практически не разговаривал. Однажды Берти все-таки сделал над собой усилие и заговорил, только чтобы признаться своему секретарю Фредерику Понсонби: «Я чувствую, что безнадежно болен. Я не могу спать, не могу есть». Радости жизни – одна за другой – покидали его.
В понедельник, 2 мая, после тихого вечера за бриджем (в эту игру можно было играть и молча), доктор Рид нашел Берти в его гардеробной в Букингемском дворце, где король задыхался, заходясь в безудержном кашле. У него был жар. Врачи наложили королю горячие припарки на грудную клетку и спину, сделали укол морфина и прописали постельный режим. До следующего вечера Берти так ничего и не съел, и все его попытки заговорить тонули в душераздирающем кашле.
