Михаил Антонович перевел дух и вытер лицо платочком.
– Ну вот, – продолжал он. – Базанов, видите ли, необычайно нравственно чистоплотен. Он не выносит, когда кто-нибудь за кем-нибудь ухаживает. Здесь есть молоденькая сотрудница Зина, астрофизик, так он приклеил к ней сразу двух кавалеров да еще вообразил, что они из-за нее передрались. Она, видите ли, делает авансы и тому и другому, а те как петушки… Причем сам, заметьте, добавляет, что это только слухи, но что факт остается фактом, все трое в ссоре. Мало того, что Базанов склочничает со всеми астрономами, он втянул в свои склоки и инженер-контролеров. Все у него кретины, сопляки, работать никто не умеет, недоучки… У меня волосы дыбом вставали, когда я это слышал! Вообрази, Володенька… Знаешь, кого он считает главным виновником всего этого?
Михаил Антонович сделал эффектную паузу. Быков остановился и посмотрел на него. Юрковский, сильно прищурясь, играл желваками на обрюзглых щеках.
– Тебя! – сказал Михаил Антонович сорвавшимся голосом. – Я прямо ушам не поверил! Генеральный инспектор МУКСа прикрывает все эти безобразия, мало того, возит по обсерваториям каких-то таинственных любимцев, чтобы их там пристроить! Набил все обсерватории в космосе своими протеже-недоучками, а простых работников, придравшись к мелочи, увольняет и возвращает на Землю. Всюду насадил своих ставленников, вроде Шершня! Я этого уже не выдержал. Я ему сказал! «Извините, – говорю, – голубчик, извольте отдавать отчет в своих словах».
Михаил Антонович снова перевел дух и замолчал. Быков принялся расхаживать по кают-компании.
– Так, – сказал Юрковский. – Чем же ваша беседа кончилась?
Михаил Антонович гордо сказал:
– Я больше не мог его слушать. Я не мог слышать, как обливают грязью тебя, Володенька, и коллектив лучшей дальней обсерватории. Я встал, язвительно попрощался и ушел. Надеюсь, ему сделалось стыдно.
Юрковский сидел, опустив глаза. Быков сказал с усмешкой:
– Хорошо живут у тебя на базах, генеральный инспектор. Дружно живут.
– Я на твоем месте, Володенька, принял бы меры, – сказал Михаил Антонович. – Базанова надо вернуть на Землю без права работать на внеземных станциях. Такие люди ведь очень опасны, Володенька, ты сам знаешь…
Юрковский сказал, не поднимая глаз:
– Хорошо. Спасибо, Михаил. Меры принять придется.
Жилин тихо сказал:
– Может быть, он просто устал?
– Кому от этого легче? – сказал Быков.
– Да, – сказал Юрковский и тяжело вздохнул. – Базанова придется убрать.
В коридоре послышался торопливый стук магнитных подков.
– Юра возвращается, – сказал Жилин.
– Что ж, давайте обедать, – сказал Быков. – Ты с нами обедаешь, Владимир?
– Нет. Я обедаю у Шершня. Мне еще о многом надо договориться с ним.
Жилин стоял у входа в рубку и первым увидел Юру. Он вытаращил глаза и поднял брови. Тогда к Юре обернулись все остальные.
– Что это значит, стажер? – осведомился Быков.
– Что с тобой, Юрик? – воскликнул Михаил Антонович.
Выглядел Юра предосудительно. Левый глаз был залит красно-синим синяком, нос деформировался, губы распухли и почернели. Левую руку он держал несколько на весу, пальцы правой были облеплены пластырями. Спереди на куртке виднелись наспех замытые темные пятна.
– Я дрался, – хмуро ответил Юра.
– С кем вы дрались, стажер?
– Я дрался со Свирским.
– Кто это?
– Это один молодой астрофизик на обсерватории, – нетерпеливо пояснил Юрковский. – Почему вы подрались, кадет?
– Он оскорбил девушку, – сказал Юра. Он глядел прямо в глаза Жилину. – Я потребовал, чтобы он извинился.
– Ну?
– Ну и мы подрались.
Жилин едва заметно одобрительно кивнул. Юрковский встал, прошелся по каюте и остановился перед Юрой, глубоко засунув руки в карманы халата.
– Я так понимаю, кадет, – сказал он холодно, – что вы устроили в обсерватории мерзкий дебош.
– Нет, – сказал Юра.
– Вы избили сотрудника обсерватории.
– Да, – сказал Юра. – Но я не мог иначе. Я должен был заставить его извиниться.
– Заставил? – быстро спросил Жилин.
Юра поколебался немного, затем сказал уклончиво:
– В общем, он извинился. Потом.
Юрковский раздраженно сказал:
– А, черт, при чем тут это, Иван!
– Извините, Владимир Сергеевич, – смиренно сказал Иван.
Юрковский снова повернулся к Юре.
– Все равно это был дебош, – сказал он. – Так это выглядит, во всяком случае. Послушайте, кадет, я охотно верю, что вы действовали из самых лучших побуждений, но вам придется извиниться.
– Перед кем? – сейчас же спросил Юра.
– Во-первых, разумеется, перед Свирским.
– А во-вторых?
– Во-вторых, вы должны будете извиниться перед директором обсерватории.
– Нет! – сказал Юра.
– Придется.
– Нет.
– Что значит нет? Вы устроили драку в его обсерватории. Это отвратительно. И вы отказываетесь извиниться?
– Я не стану извиняться перед подлецом, – ровным голосом сказал Юра.
– Молчать, стажер! – проревел Быков.
Воцарилось молчание. Михаил Антонович горестно вздыхал и качал головой. Юрковский с изумлением глядел на Юру.
Жилин вдруг оттолкнулся от стены, подошел к Юре и положил руку ему на плечо.
– Простите, Алексей Петрович, – сказал он. – Мне кажется, надо дать Бородину рассказать все по порядку.
– А кто ему мешает? – сердито сказал Быков. Было видно, что он очень недоволен всем происходящим.
– Рассказывай, Юра, – сказал Жилин.
– Что тут рассказывать? – тихо начал Юра. Затем он закричал: – Это надо видеть! И слышать! Этих дураков надо немедленно спасать! Вы говорите – обсерватория, обсерватория! А это притон! Здесь люди плачут, понимаете? Плачут!
– Спокойно, кадет, – сказал Юрковский.
– Я не могу спокойно! Вы говорите – извиняться… Я не стану извиняться перед инквизитором! Перед мерзавцем, который науськивает дураков друг на друга и на девушку! Куда вы смотрите, генеральный инспектор? Все это заведение пора давно эвакуировать на Землю, они скоро на четвереньки станут, начнут кусаться!
– Успокойся и расскажи по порядку, – сказал Жилин.
И Юра рассказал. Как он встретился с Зиной Шатровой, и как она плакала, и как он понял, что необходимо вмешаться немедленно, и он начал со Свирского, который до того оброс шерстью, что верил всяким гадостям о любимой девушке. Как он заставил Аверина со Свирским «поговорить по душам», и как выяснилось, что Свирский никогда не называл Аверина бездарью и подхалимом и что Аверин даже не подозревал, что его неоднократно выводили ночью из комнаты Зины. Как отобрали у контролера Дитца гитару и узнали, что он никогда не распускал слухов про Базанова и Таню Оленину… И как сразу обнаружилось, что все это проделки Кравца и что Шершень не может не знать о них, и он-то и есть главный негодяй…
