– Именно так. Он не ослабится, но окрепнет, очистится, обретет новую яркость. Яркость? Экстаз! Ты видишь эту женщину с длинными черными волосами, там, на том конце стола?
– Да. Я уже успел восхититься их красотой.
– Она знает, что ее волосы прекрасны, и с того времени, как мы вступили в церковь, они отросли еще на полтора фута. Это моя жена. Чуть более года назад мы жили с ней как кошка с собакой. Она меня ревновала, а я не уделял ей должного внимания, она наводила на меня тоску. Кой черт, я ведь тоже наводил на нее тоску, нас удерживали от развода дети – дети и ее неуступчивость, я знал, что она не отпустит меня без скандала, к тому же у меня не было сил, чтобы строить новую семью, возраст не тот. Поэтому я прихватывал по мелочам на стороне, изредка, когда был достаточно уверен, что это сойдет мне с рук, – у профессора много соблазнов и мало безопасных возможностей, – а Рут чувствовала и тихо ярилась. А иногда и не тихо. Затем мы пришли сюда, – Сэм расплылся счастливой улыбкой, – и я влюбился в свою жену. Лучшая из моих подружек!
Сэм говорил негромко, общий шум явно перекрывал звук его голоса, однако Рут подняла голову, улыбнулась и звонко сказала:
– Не верь ему, Джубал! Я у него где-нибудь на шестом-седьмом месте.
– Не лезь в мою голову, красавица, у нас тут мужской разговор. Не отвлекайся от Ларри. – Сэм швырнул в нее булочкой.
Булочка проделала в воздухе пируэт и чуть не угодила в лоб ему самому; Сэм ее поймал и неторопливо намазал маслом.
– Я уделяю Ларри все внимание, какое ему нужно сейчас, а что будет потом, это мы с ним разберемся, – засмеялась Рут. – Джубал, этот гад не дал мне закончить. Шестое место – это прекрасно, этим можно гордиться! Перед тем как мы вступили в церковь, моего имени и вообще не было в списке. А до таких высот, как шестое место, я не поднималась к тому времени лет уже двадцать.
– Дело в том, – негромко пояснил Сэм, – что теперь мы подружились как никогда прежде, благодаря обучению, кульминацией которого стало разделение воды и взращивание близости с другими, прошедшими то же обучение. И мы не одни такие, в группе образовалось несколько прочных пар; как правило, сходятся люди, состоящие в официальном браке. Иногда этого не происходит, но тогда перестройка обходится без страданий, в итоге между «разведенными» устанавливаются теплые, лучшие, чем когда-либо прежде, отношения – как в постели, так и вне ее. Никто ничего не теряет, все только выигрывают. И эти пары необязательно разнополые – вот, скажем, Дон и Джилл, они работают вместе как акробатический дуэт.
– Хм-м… Я как-то думал, что они – жены Майка.
– Ничуть не больше, чем жены любого из нас. Или чем Майк – муж всех остальных. Да и вообще, – добавил Сэм, – Майк слишком занят, он заботится, чтобы разделить себя между всеми остальными, но и только. И если уж говорить о жене Майка, то это, скорее, Пэтти, хотя она тоже настолько занята, что их отношения имеют характер скорее духовный, чем физический. По части постели и Майк, и Пэтти сильно недобирают.
Пэтти, сидевшая еще дальше от них, чем Рут, подняла голову:
– Сэм, милый, мне совсем не кажется, что я чего-то недобираю.
– Видишь? – горько вопросил Сэм. – Все бы вроде и хорошо, но в этой церкви просто невозможно спрятаться от любопытных баб.
В ответ на что слабая, она же прекрасная, половина братьев открыла по нему беглый прицельный огонь. Все съедобные снаряды останавливались в воздухе и бессильно падали, но в конце концов солидная порция макарон (с тарелки Доркас, как заметил Джубал) прорвала невидимую преграду и залепила Сэму все лицо.
Какое-то время Сэм походил на жертву тяжелой автомобильной аварии, но затем его лицо мгновенно очистилось; исчезли даже капли соуса, густо забрызгавшие Джубалову рубашку.
– Тони! Не давай ей больше! Она напрасно истратила пищу, вот пусть и ходит теперь голодная!
– На кухне еще много, – вмешался Тони. – А ты, Сэм, отлично смотришься в макаронах. Классный соус, верно? – Тарелка Доркас выплыла за дверь и вернулась наполненной.
Джубал решил, что Доркас своих талантов от него не скрывает – он помнил, какой у нее аппетит, а порция на тарелке была много больше той, что Доркас наложила бы себе сама.
– Хороший соус, – согласился Сэм. – То, что попало мне в рот, я употребил по назначению. Из чего он? Или лучше не спрашивать?
– Мелко нарубленный полицейский, – пожал плечами Тони.
Никто не засмеялся, так что у Джубала возникло сильное сомнение, шутка ли это. Затем он вспомнил, что братья часто улыбаются, но редко смеются, – а с другой стороны, из полицейского и вправду мог получиться отличный соус… Нет, вряд ли, «длинная свинья» потому так и называется, что имеет вкус свинины, а тут, скорее, похоже на говядину.
На всякий случай он сменил тему разговора:
– Но что мне больше всего нравится в этой религии…
– Религии? – удивился Сэм.
– Ну, вы же называете это церковью.
– Да, – кивнул Сэм, – она выполняет все функции церкви, и ее квазитеология вполне сопоставима с некоторыми традиционными религиями. Я пришел сюда убежденным атеистом, а теперь я Верховный жрец и сам уже не знаю, кто я такой.
– Мне казалось, ты был иудаистом.
– Из давней раввинской династии – вот я и стал атеистом. У нас тут только двое настоящих иудаистов – Сол и Рут; побеседуй с Солом, и ты увидишь, что это тоже ничему не мешает. Рут – как только она прорвала барьеры – начала быстро меня обходить, она ведь когда еще стала жрицей, а я жрец совсем недавний. Она личность духовная, понимает все нутром, то бишь яичниками и маткой, мне же приходится напрягать мозги, что много труднее.
– Обучение, – задумчиво сказал Джубал. – Мне нравится такой подход. Вера, в которой меня воспитали, не требовала, чтобы ты хоть что-нибудь знал. Исповедуйся – и будешь спасен, попадешь прямо Христу в объятия. Человек, не способный сосчитать собственные пальцы, относился к числу Божьих избранников, получал гарантию вечного блаженства – на том лишь основании, что он был «обращен». Он мог не знать ровно ничего, не знать даже, что такое Библия. Я грокаю, что эта церковь не признает «обращения».
– Ты грокаешь верно.
– Человек должен начинать с желания познать и пройти затем долгое, трудное обучение. Весьма разумный подход.
– Не просто разумный, а единственно возможный, иначе просто нельзя. Понятия, непредставимые без марсианского языка, и общие знания, находящие массу практических применений: от того, как жить, ни с кем не ссорясь, до того, как ублаготворить собственную жену, – все это основывается на концептуальной логике, на понимании, кто ты такой, почему ты здесь, как ты функционируешь, – и на действиях, соответствующих этому пониманию. Счастье – это когда человек функционирует так, как должен функционировать, потому что его внутренняя организация требует именно такого функционирования… английские слова пусты, тавтологичны. Слова же марсианские являются фактически прямыми рабочими инструкциями. Я говорил тебе, что у меня был рак?
