Возможно, она так там и стоит без дела, пыль собирает, хотя за ее аренду отделение должно платить. Кроватей с электроприводом вечно не хватало, а стоили они в шесть раз больше обычных больничных коек. Вообще-то, о рациональном использовании оборудования должен заботиться завхоз, но Джилл не любила напрасной расточительности и старалась без нужды не увеличивать накладные расходы своего отделения. К тому же, не нужно будет тратить времени на ожидание.
Но дверь комнаты не только оказалась запертой, но еще и не поддавалась ключу; сделав в уме заметку сказать слесарю, чтобы починил замок, Джилл направилась в вахтенную клетушку.
Сегодня здесь сидел тот же самый, что и вчера, доктор Браш – не штатный работник больницы и не интерн, он был, по его же собственным словам, приглашен доктором Гарнером специально для наблюдения за миссис Банкерсон.
– Мисс Бордман! – обрадовался доктор Браш. – Вот вас-то мне и надо!
– А почему же вы не позвонили? Как там ваша пациентка?
– В полном порядке. – Врач мельком взглянул на экран. – Это я не совсем в порядке.
– Что с вами?
– Да так, ерунда, просто нужно минут на пять отлучиться. А моего сменщика пока нет. Сестра, сделайте одолжение, посидите тут за меня, только чтобы об этом никто не знал. Очень вас прошу.
– Конечно. Дайте только я позвоню своей напарнице и скажу, где меня при случае искать.
– Нет, нет! – обеспокоенно замотал головой врач. – Просто запритесь здесь и не открывайте, пока я не постучу «Дай закурить».
– Хорошо, сэр. – Все это вызвало в Джилл некоторое сомнение. – А что делать с вашей пациенткой?
– Ровно ничего, просто сидите здесь и смотрите на экран. Не нужно ее беспокоить.
– А если с ней что-нибудь произойдет, где тогда вас искать? В курилке?
– Нет, мне бы до ближайшего туалета поскорее добраться. Так вы посидите, да?
Он велел Джилл запереть дверь на ключ и выскочил из комнаты. Джилл посмотрела на телевизионное изображение спящей старушки, а затем пробежала глазами по шкалам приборов. Все в полном порядке – и пульс, и дыхание, и давление, и что угодно. А дежурство – словно при умирающей, и зачем это, спрашивается?
А не посмотреть ли самой, стоит в гостиной эта кровать или не стоит? Конечно же, такая самодеятельность резко противоречит указаниям Браша, но Джилл была уверена, что не разбудит пациентку, годы работы в медицине научили ее ходить абсолютно бесшумно. И эти же годы научили: совсем не обязательно так уж беспрекословно слушаться врачей, главное, чтобы они ничего не знали.
Осторожно открытая дверь даже не скрипнула. Миссис Банкерсон спала типичным глубоким сном очень старого, близкого к маразму человека. С кошачьей бесшумностью Джилл пересекла палату и подошла к ведущей в гостиную двери; слава богу, хоть этот замок исправен.
Кровать стояла на прежнем месте, но Джилл сразу про нее забыла – против всяких ожиданий, в комнате находился человек.
Сидевший в кресле Смит поднял голову, отложил большую детскую книжку с картинками и расплылся в лучезарной младенческой улыбке.
У Джилл подкосились ноги. Валентайн Смит – здесь? Как же так, его же перевели, в журнале есть четкая, недвусмысленная запись.
И сразу – вихрь воспоминаний и кошмарных догадок… липовый «Человек с Марса» на стереоэкране… старушка, каждую секунду готовая умереть, а тем временем иссохшим своим телом прикрывающая никому не известный факт, что тут есть и второй пациент… наружная дверь гостиной, не поддающаяся ключу… Дальше все понятно: глубокая ночь, накрытая простыней тележка, и кто там догадается, что в морг увозят не один труп, а два?
А потом Джилл охватил парализующий волю ужас: сама того не желая, она узнала смертельно опасный секрет.
– Брат по воде! – радостно сказал Смит, неловко поднимаясь из кресла и протягивая ей руки.
– Здравствуйте. Э-э… как вы себя чувствуете?
– Очень хорошо. Я очень счастлив. – Он издал еще какие-то странные сдавленные, кашляющие звуки, умолк, поразмыслил и медленно произнес: – Ты здесь, мой брат. Тебя не было. А теперь ты здесь. Я пью тебя глубоко.
Джилл стояла в полной растерянности; странное, размягчающее душу тепло, исходившее от этого человека, мешалось с леденящим ужасом – а что, если они узнают? Смит ничего этого не замечал.
– Видишь? Я хожу! Я стал крепче. – Он прошел несколько шагов, а затем остановился, обессиленный, но торжествующий.
Джилл заставила себя улыбнуться.
– Ах, какие мы молодцы! Так и надо, набирайся сил. А мне пора – я на секунду забежала, поздороваться.
– Не уходи! – обеспокоился Смит.
– Но я очень спешу!
Теперь на лице Смита было уже не беспокойство, а самая настоящая скорбь.
– Я тебя обидел. Я нечаянно.
– Обидел? Да нет, ничего подобного, просто мне нужно уходить – и как можно скорее.
Смит мгновенно успокоился.
– Брат, возьми меня с собой, – попросил он, и даже не попросил, а сказал как о чем-то уже решенном.
– Что? Нет, я никак не могу. И мне нужно уходить. Послушай, не говори никому, что я была здесь.
– Никому не говорить, что здесь был мой брат по воде?
– Да. Не говори никому. Я… я еще приду. Честное слово. А ты будешь молодцом и никому ничего не скажешь.
Несколько секунд Смит молчал, по всей видимости переваривая непонятную просьбу «брата».
– Я буду ждать. – Он говорил серьезно, почти торжественно. – Я не буду рассказывать.
– Вот и хорошо.
«Обещать-то просто, – подумала Джилл, – только как же я это сделаю?» Вернуться к Смиту будет нелегко; вряд ли доктора Браша еще раз понос проберет. Теперь было ясно, что «испорченный» замок совсем не испорчен. Она посмотрела на выходящую в коридор дверь и увидела самый обыкновенный засов. По заведенному в больнице порядку любая дверь – в ванную, туалет или еще куда, – за которой мог закрыться пациент, открывалась снаружи мастер-ключом, здесь же замок не позволял Смиту выйти наружу, а засов не допускал в комнату сотрудников больницы, даже тех, у кого есть мастер-ключ.
Джилл отодвинула засов.
– Жди. Я еще приду.
– Буду ждать.
Уже пересекая палату, где все так же мирно похрапывала миссис Банкерсон, она услышала: Тук-тук! Тук! Тук! Тук! – и стремглав бросилась открывать дверь.
Браш буквально ворвался в дежурку.
– Где это вы были, сестра? Я уже в третий раз стучу. – Его взгляд метнулся к ведущей в палату двери.
– Я увидела, как пациентка перевернулась, – без запинки соврала Джилл. – Нужно было поправить ей подушку.
– Кой черт, я же говорил, чтобы вы сидели тут и никуда не совались!