– Упыря? Он – упырь, а ты – чурбан неотесанный.
– Хорошо, пусть я чурбан неотесанный. Может, наш Канзас и глухая дыра, но уж людоедством-то там никто не занимается. Пока этот тип не уберется, я ем на кухне.
– Вот так вот, значит? – хищно процедил Харшоу. – Не утруждай себя. Чек Энн выпишет за пять минут, еще десять минут на сборы. Этого более чем достаточно, чтобы сложить твои комиксы и запасную рубашку.
– Что? – Дюк чуть не выронил проектор. – Это же совсем не значит, что я отказываюсь от работы.
– Для тебя не значит, а для меня значит.
– Но… А кому, собственно, какое дело? Что я, никогда на кухне не ел?
– При совершенно иных обстоятельствах: по собственному желанию, потому что тебе так было удобнее, или чтобы девушкам лишней работы не создавать, мало ли что. А если б хорошенько попросил, тебе бы завтрак в постель приносили. Но я не допущу, чтобы человек, живущий под моим кровом, отказывался есть за моим столом, заявляя, что ему не нравятся некоторые из моих сотрапезников. Я – представитель почти исчезнувшего племени ветхозаветных джентльменов. Иначе говоря, я могу быть абсолютным сукиным сыном – когда у моей левой ноги возникнет такое желание. Вот оно у нее и возникло – я никогда и ни за что не позволю, чтобы какой-то там невежественный, полный предрассудков раздолбай говорил мне, кто достоин есть за моим столом. Я обедаю с мытарями и грешниками, и это мое личное дело. Но я никогда не преломлю хлеба с фарисеями.
Дюк покраснел и с ненавистью выдавил:
– Врезать бы тебе за такое. Ну точно врезал бы, будь ты помладше.
– А ты не стесняйся, не стесняйся. Возможно, я и не такая развалина, как тебе кажется. А если нет – тогда будет шум, и народ сбежится. Как ты думаешь, справишься ты с Майком?
– С этим? Да я его одной левой.
– Вполне возможно, если только дотянешься этой самой левой.
– Чего?
– Ты видел, как я вскидывал на него револьвер? Прежде чем своими мускулами хвастаться, голову включи, или чем ты там обычно думаешь. Найди этот револьвер, а потом расскажешь мне снова, как ты будешь Майка одной левой. Но сперва найди револьвер.
Дюк недоуменно наморщил лоб, потом снова занялся установкой проектора.
– Да хрень это собачья, фокусы какие-то. На пленке все будет видно.
– Дюк, – остановил его Харшоу, – кончай возиться с этой штукой. Посиди немного. Вот распрощаемся, и я займусь ей сам. Но сначала давай кое-что обсудим.
– Чего? Джубал, ты бы уж лучше не трогал проектор, он у тебя всегда ломается. Машина сложная, с ней надо аккуратно.
– Садись, тебе говорят.
– Но…
– Пусть эта хреновина хоть десять раз ломается. Я не могу пользоваться услугами человека, заявившего, что он не желает у меня работать.
– Слушай, чего ты там лепишь? Я же совсем не отказывался от работы – это ты вдруг чего-то взвелся и уволил меня, не понимаю даже за что.
– Ты, Дюк, все-таки сядь, – терпеливо повторил Харшоу, – и позволь мне, пожалуйста, сделать попытку спасти твою жизнь, а если не желаешь садиться – мотай отсюда как можно скорее. Вещи не собирай, я их тебе потом пришлю. Сейчас на это просто нет времени – того и гляди, с жизнью распрощаешься.
– Ни хрена я что-то не понимаю.
– А тут и понимать нечего. Не будем, Дюк, спорить, ты ли уволился, я ли тебя уволил, это не имеет никакого значения. В тот момент, когда ты объявил, что не станешь есть за моим столом, всякие деловые отношения между нами закончились. Однако мне будет очень неприятно, если ты будешь убит на моей территории. Поэтому сядь, и я постараюсь что-нибудь с этим сделать.
Вконец ошарашенный Дюк разинул рот, потом закрыл его и неуверенно присел.
– Ты стал братом Майка по воде?
– Чего? Еще чего. Слышал я, как про это чесали языками; по моему мнению – чушь собачья.
– Это совсем не чушь, а мнения твоего никто не спрашивал; ты недостаточно компетентен в данном вопросе, чтобы иметь какое-то там мнение. Так вот, Дюк. – Джубал слегка нахмурился. – Да, дело плохо. Похоже, мне тебя не только уволить придется – пойми, честно говоря, мне совсем не хочется тебя увольнять, ты хорошо справляешься с техникой, избавляешь меня от утомительной возни со всей этой механической мутотенью, которая мне совершенно неинтересна. Но теперь мне просто необходимо позаботиться о твоем скорейшем и безопасном отъезде, а затем выяснить, кто еще не побратался с Майком. Буде таковые найдутся – пусть исправят упущение либо тоже уезжают отсюда поскорее, пока с ними ничего не случилось. – Джубал задумчиво пожевал нижнюю губу. – Можно, конечно, взять с Майка обещание не причинять никому вреда, без моего на то разрешения. М-м-м… да нет, слишком уж тут публика резвая, и шуточки у нее дурацкие, Майк обязательно что-нибудь не так поймет. Вот, скажем, если ты – вернее, Ларри, тебя-то здесь не будет – если Ларри схватит Джилл и швырнет ее в пруд – мы и глазом не успеем моргнуть, как он окажется там же, где это мое старье тридцать восьмого калибра. А потом Майк узнает, что Джилл ничего не угрожало, и очень расстроится. Нельзя допустить, чтобы по моей безалаберности Ларри погиб во цвете лет. Конечно же, я верю, что каждый человек – хозяин собственной судьбы, но это еще не значит, что нужно давать младенцу боевую гранату.
– Куда-то тебя, начальник, не туда заносит, – покачал головой Дюк. – Майк, он же никому ничего не сделает. Ну да, от людоедских этих разговорчиков мне и вправду блевануть хочется, но я же все понимаю, что он просто дикарь и у них там такие понятия. А так он – чистый теленок и в жизни пальцем никого не тронет.
– Ты думаешь?
– Уверен.
– Прекрасно. В твоей комнате лежат ружья. По моему мнению, Смит опасен. Так что объявляем сезон охоты на марсиан открытым – бери ружье, иди к бассейну и пристрели Майка. Насчет полиции и суда можешь не беспокоиться, с этой стороны ничто тебе не грозит, это уж я гарантирую. Ну давай, действуй.
– Джубал… ты же не всерьез.
– Нет. Во всяком случае – не совсем всерьез. Потому что ты не сможешь его пристрелить. При первой же попытке твое ружье окажется в компании моего револьвера, а если ты попробуешь застать Майка врасплох, то и сам туда же отправишься. Дюк, ты даже и представления не имеешь, что такое Майк, он совсем не теленок и тем более не дикарь. Сильно подозреваю, что это мы дикари. Выращивал когда-нибудь змей?
– Н-нет.
– А вот я в детстве выращивал. Как-то во Флориде я поймал коралловую сверташку. Видел их когда-нибудь?
– Я не люблю змей.
– Еще один предрассудок. По большей части змеи безвредны, полезны, и их очень интересно держать дома. А коралловая сверташка – это же просто чудо, ярко-красная, с черными и желтыми полосками, очень мирная и послушная, лучшего домашнего животного даже не придумаешь. Эта красавица очень ко мне привязалась. Я уже умел обращаться со змеями, знал, что с ними можно делать, а чего нельзя, чтобы они не боялись и не кусались, – мало приятного, если тебя укусит змея, пусть даже не ядовитая. Эта лапочка была моей гордостью, я часто брал ее с собой на прогулку и всем показывал – держал за затылок, а она обвивалась вокруг запястья. Как-то я познакомился с герпетологом из Тампы, из тамошнего зоопарка, привел его к себе домой, чтобы продемонстрировать свою коллекцию, и начал, конечно же, с той самой красавицы. Он чуть в обморок не шлепнулся – это была совсем не коралловая сверташка, а молодая коралловая змея. Самая опасная из ядовитых змей Северной Америки – ты понимаешь, о чем я сейчас говорю?
