Не успела Джилл переодеться из больничного в свое, как в раздевалку просунулась голова одной из сестричек.
– Тебя к телефону.
Джилл приняла вызов – только звук, без изображения, чтобы можно было и говорить и переодеваться одновременно.
– Флоренс Найтингейл? – спросил знакомый баритон.
– Она самая. Это ты, что ли, Бен?
– Стойкий борец за свободу слова, собственной персоной. А скажи-ка, малышка, ты занята?
– А что ты там задумал?
– Я задумал вывести тебя в свет, скормить тебе стейк с кровью, накачать спиртным до посинения, а попутно задать некий вопрос.
– Можешь не трудиться, ответ все тот же.
– Да совсем не тот вопрос.
– Как, ты еще один придумал? Ну-ка, ну-ка, расскажи.
– Попозднее. Когда ты немного размякнешь.
– А что, настоящий стейк? Не синтетика?
– Фирма гарантирует. Ткни вилкой, и он скажет «м-му» и поглядит на тебя жалобно-жалобно.
– Зуб даю, по счету будет платить газета.
– Низкое, недостойное тебя и не заслуженное мной подозрение – и вообще, какая тебе разница? Ну так как?
– Уговорил, речистый.
– На крыше вашего богоугодного заведения, через десять минут.
Пришлось снова переодеваться, на этот раз – не в уличный наряд, а в выходное платье, ради таких-то вот особых случаев и содержавшееся в больничном шкафчике. Строгое, почти непрозрачное, чуть-чуть подложенное в нужных местах, оно всего лишь воссоздавало впечатление, которое Джилл произвела бы совершенно обнаженной, – никак не более. Обошлось ей оно в месячную зарплату, но выглядело скромно, хотя и действовало на окружающих не хуже коктейля с сюрпризом. Удовлетворенно взглянув на свое отражение, она вышла в коридор и открыла дверцу пневмоподъемника.
На крыше было ветрено. Джилл, кутаясь в накидку, огляделась, но вместо ожидаемого Бена Какстона ее тронул за локоть дежурный по посадочной площадке:
– Мисс Бордман, там для вас такси. Вон тот большой «толбот».
– Спасибо, Джек.
Дверца предупредительно распахнута, взлетные сигналы уже горят. Джилл забралась в машину с твердым намерением тут же объяснить Бену, что мог бы и сам задницу от сиденья оторвать, однако вышеупомянутой задницы на сиденье – и вообще в салоне – не оказалось. Дверца закрылась, автоматическое такси взмыло в воздух, под острым углом пересекло Потомак, зависло над Александрией, село на крышу какого-то дома, приняло на борт Бена Какстона и тут же снова взлетело.
– Надо же, какие у меня есть знакомые, важные да занятые, – с издевательской почтительностью пропела Джилл. – И с каких это, интересно бы знать, пор ты перестал лично бегать за бабами? Думаешь, у робота лучше получится?
Бен ласково похлопал ее по коленке:
– На то есть свои причины, малышка. Нельзя, чтобы нас видели вместе.
– Ах, вот как!
– И мне нельзя, а тебе уж тем более. Так что возьми полтоном ниже. И вообще, я прошу прощения. К твоим ногам покорно припадаю и следы в пыли целую. Увы, это не прихоть, а жестокая необходимость.
– Хм-м… и кто же из нас болен дурной болезнью?
– Мы оба. И каждый по-своему. Не забывай, Джилл, что я – газетчик.
– Да неужели? А то у меня уже появились сомнения.
– А ты – медсестра из больницы, куда засунули Человека с Марса. – Он примирительно развел руками.
– С этого места поподробнее, пожалуйста. Значит, с мамой ты меня знакомить не будешь?
– Джилл, ты что, не понимаешь? Тут сейчас собралось больше тысячи репортеров, да плюс пресс-агенты, фрилансеры, всякие там уинчеллы, липпманы и прочая шушера, что хлынула в наш городишко после возвращения «Чемпиона». И каждый – и я в том числе – пытается взять интервью у Человека с Марса. Насколько мне известно, это пока еще никому не удалось. Как по-твоему, очень нужно, чтобы нас с тобой видели под ручку?
– А что в этом такого? Пусть себе видят. Я же не Человек с Марса.
– Нет. – Бен осмотрел ее с ног до головы. – Ты не Человек с Марса. Но зато ты поможешь мне с ним встретиться – именно поэтому я и не пришел сам на вашу крышу.
– Чего? Ты бы, Бен, головку-то все-таки поберег, солнечный удар – это очень опасно. Знаешь, какие там роскошные мальчики дверь стерегут? Одни синие беретики чего стоят. – Тут Джилл вспомнила, что ей самой удалось обойти морпехов без особого труда, но рассказывать об этом не решилась.
– Знаю. Стерегут. Вот об этом-то мы и побеседуем.
– Не понимаю, о чем тут беседовать.
– Потом объясню. Я вообще не хотел об этом упоминать, пока не напичкаю тебя животными белками и этиловым спиртом. Так что сперва поедим.
– Наконец-то что-то разумное. А как, оплатит газета поход в «Нью-Мэйфлауэр»? Ну, сознавайся.
– Джилл, – вздохнул Какстон, – я бы не рискнул идти с тобой в ресторан ближе чем в Луисвилле. А туда эта таратайка будет тащиться часа два, не меньше. Давай поужинаем у меня?
– Ага, Муху приглашал Паук. Знаешь, Бен, я сегодня слишком устала, чтобы заниматься вольной борьбой.
– А тебе и не потребуется. Честное-пречестное.
– Тоже немногим лучше. Полная безопасность в твоем обществе – точный признак, что я сильно сдаю. Ладно, бог с тобой, поверим в честное-пречестное.
Какстон поработал на клавиатуре, машина, кружившая в ожидании дальнейших распоряжений, встрепенулась и послушно направилась по заданному ей адресу, а Бен начал набирать какой-то телефонный номер.
– Слушай, радость моя, – повернулся он к Джилл, – сколько времени тебе нужно на предварительное проспиртовывание? Я кухню на стейки настрою.
Джилл всесторонне обдумала услышанное.
– Ах, значит, в твоей конуре есть личная кухня!
– Ну, что-то вроде. Стейки поджарить можно, я справлюсь.
– Нет уж, стейки поджарю я. Дай сюда телефон.
Джилл сделала заказ, предварительно убедившись, что Бен не возражает против цикорного салата.
На крыше они вышли из такси и спустились к Бену.
Квартира оказалась старомодной, без изысков, единственная роскошь – пол в гостиной, представлявший собой самую настоящую лужайку, поросшую самой настоящей травой. В прихожей Джилл скинула туфли, ступила на прохладные зеленые стебли босиком, пошевелила пальцами.
– Господи, – вздохнула она, – хорошо-то как. У меня же непрерывно ноги ноют, с того самого времени, как пошла в медучилище.
– Так присядь.
– Нет, хочу получше запомнить это блаженство.
– Как знаешь.
Бен отправился на кухню смешивать мартини.
