– Ладно… Ты всегда кончал для меня со всеми проблемами, когда я в этом нуждалась. Думаю, справишься и сейчас.
Мгновение Джейми выглядел озадаченным, не ухватив двусмысленной шутки. Потом до него дошло, и он покраснел. Губы неопределенно дернулись несколько раз, как будто он не мог выбрать – потрясла я его или насмешила.
Я подумала, что он отвернулся, чтобы скрыть свое лицо, но на самом деле он сделал это только для того, чтобы заглянуть в шкаф. Джейми нашел, что искал, и повернулся ко мне с бутылкой моего лучшего мускатного вина, тускло поблескивающей в темноте. Он зажал ее локтем и тут же достал вторую.
– Да, кончу, – сказал он, протягивая мне свободную руку. – Но если ты думаешь, что хоть один из нас будет при этом трезвым, Саксоночка, ты сильно ошибаешься.
* * *
Порыв ветра из открытой двери пробудил Роджера от беспокойного сна. Он уснул сидя на скамье – ноги вытянуты на полу, Джемми теплым калачиком свернулся на груди. Он растерянно заморгал, когда Брианна наклонилась, чтобы забрать мальчика.
– Там дождь? – спросил он, уловив запах влаги и озона от ее плаща. Он сел прямее и провел ладонью по лицу с отросшей четырехдневной щетиной, чтобы проснуться.
– Пока нет, но скоро начнется. – Она уложила Джема обратно в кроватку, укрыла его и сняла плащ, прежде чем вернуться к Роджеру. Брианна пахла ночью, и ее рука на его горящей щеке была холодной. Он обхватил руками ее талию и уткнулся в нее головой, вздыхая. Он был бы счастлив сидеть так вечно, ну, или по крайней мере еще час-другой. Она коротко и нежно погладила его голову, а потом отошла, чтобы зажечь свечу от очага.
– Ты, должно быть, умираешь с голоду. Приготовить тебе что-нибудь?
– Нет. То есть… да. Пожалуйста.
Последние остатки сна испарились, как только он понял, что действительно очень хочет есть. После остановки у ручья они больше не делали привалов, Джейми не терпелось вернуться домой. Роджер не мог вспомнить, когда ел в последний раз, но до этой минуты не ощущал даже намека на голод.
Он набросился, как дикий зверь, на хлеб с маслом и джемом, которые она принесла ему. Он ел совершенно бездумно, и прошло несколько минут, прежде чем он, дожевывая последний кусок, догадался спросить ее:
– Как твоя мать?
– В порядке, – ответила она, необычайно похоже изображая Клэр с ее по-английски твердой верхней губой. – В полном порядке. – Она гримасничала, и Роджер тихо засмеялся, машинально оглядываясь на детскую кроватку.
– Так все-таки?
Бри изогнула бровь, глядя на него.
– А ты как думаешь?
– Нет, – признал он, становясь серьезней. – Но вряд ли скажет тебе правду. Она не хочет, чтобы ты беспокоилась.
Она издала грубоватый гортанный звук в ответ на это замечание и повернулась к нему спиной, откидывая с шеи копну волос.
– Поможешь мне со шнуровкой?
– Ты звучишь прямо как твой отец, когда делаешь этот звук, – только выше. Тренировалась? – Он поднялся и расслабил завязки на платье, а потом занялся и корсетом. Подчиняясь импульсу, Роджер запустил руки под платье и положил их на теплую округлость ее бедер.
– Каждый день. А ты тренировался? – Она наклонилась назад, прижимаясь к нему, и его руки поднялись вверх, обхватывая груди.
– Нет, – признал он. – Это больно.
Это была идея Клэр: он должен был распеваться, повышая и понижая голос, чтобы расслабить связки и, если повезет, вернуть его оригинальное звучание.
– Трус, – сказала она, но голос прозвучал так же мягко, как прикосновение ее волос к его щеке.
– Да, так и есть, – ответил Роджер тихо. Было больно, но его тревожила не физическая боль. Эхо его прежнего голоса внутри, его мощь и легкость, оказывалось рядом с невразумительными звуками, которые теперь с таким трудом извлекались из горла: хрипы, писк и клокотание. «Как будто подыхающая свинья пытается перекричать ворону», – подумал он с отвращением.
– Это они трусы, – сказала Бри по-прежнему мягко, но в голосе зазвучали железные нотки. Она слегка напряглась в его объятиях. – Ее лицо! Ее бедное лицо! Как они могли? Как вообще кто-то может сделать нечто подобное?
Ему неожиданно привиделась Клэр, обнаженная, сидящая у пруда: грудь залита кровью из только что вправленного носа. Он подался назад, почти отдернув руки от ее груди.
– Что? – спросила Бри удивленно. – В чем дело?
– Ни в чем. – Он вытащил руки из-под платья и отступил назад. – Я эээ… Есть у нас молоко?
Брианна странно посмотрела на него, но сходила в кладовую у заднего двора и принесла кувшин молока. Роджер жадно пил, пока она по-кошачьи внимательно наблюдала за ним, раздеваясь и облачаясь в сорочку.
Бри присела на кровать и стала расчесывать волосы, чтобы заплести на ночь в косу. Повинуясь порыву, он потянулся к ней и забрал щетку. Он без слов запустил пальцы в гущу ее волос, приподнимая их и убирая от лица.
– Ты такая красивая, – шептал он, чувствуя, как слезы снова защипали глаза.
– Ты тоже. – Она положила руки ему на плечи и осторожно опустила его на колени перед собой. Бри вопросительно заглядывала ему в глаза, и он, как мог, старался не отводить взгляд. Тогда она слегка улыбнулась и потянулась к шнурку, который стягивал его волосы.
Они рассыпались по его плечам пыльным черным облаком, источая запах гари, лошадей и несвежего пота. Он запротестовал, когда она взяла расческу, но Бри не обратила на это внимания и заставила его склонить голову к ней на колени, пока она выбирала сосновые иглы и колючки паслена из его волос, медленно расчесывая спутанные пряди. Его голова опускалась все ниже и ниже, и в конце концов он уткнулся в ее бедра, вдыхая знакомый аромат.
Это напомнило ему средневековые полотна: преклоняющие колена грешники, головы покаянно опущены. Пресвитериане не исповедуются на коленях, так делают только католики. В такой же темноте, скрытые от чужих глаз.
– Ты не спросила меня, что случилось, – прошептал он наконец в темноту ее бедер. – Отец рассказал тебе?
Роджер слышал ее участившееся дыхание, но голос казался спокойным, когда она ответила.
– Нет.
Она больше ничего не сказала, и в комнате повисло молчание, нарушаемое лишь шорохом расчески, скользящей по волосам, да воем ветра снаружи.
Неожиданно Роджер подумал о том, как все идет у Джейми. Тесть действительно сделает, что хотел? Попробует… Он отогнал от себя мысль, не в силах додумать ее до конца. Вместо этого ему снова вспомнилась Клэр, выходящая из рассвета, опухшее лицо как маска. По-прежнему она, но скрытая, неясная, будто дальняя планета на орбите, что уходит в просторы открытого космоса… Когда она вернется? Вот Клэр наклоняется, чтобы коснуться мертвых, так хочет Джейми, теперь она знает, какая цена заплачена за ее поруганную честь.
Ему вдруг пришло в голову, что дело не в ребенке. Это был страх, но боялся Джейми не этого. Он боялся, что потеряет ее, что она уйдет от него, погрузится в эту пустоту и темноту без него, если ему не удастся как-нибудь привязать ее, оставить при себе. Но, боже мой, какой риск, когда женщина так потрясена и искалечена, как он может так рисковать?
