В тот самый момент все живые, кроме Майлза Литтлтона, поднялись и попятились назад, неловко отступая по горизонтальной поверхности ствола. Все, кроме Майлза, инстинктивно потянулись за оружием, и все, кроме Майлза, кажется, мгновенно осознали всю чудовищность ситуации. У них осталось так мало боеприпасов, что стрелять было бессмысленно. На первый взгляд там был минимум десяток детей-трупов, которые бросились к ним, как сумасшедшие мартышки, работая челюстями, издавая хриплые рычащие звуки, исходившие будто от кукол на веревочках.
В течение одного этого затянувшегося мучительного мгновения Лилли решила, что это потерявшиеся дети, осиротевшие из-за чумы, беглецы, которые вернулись в единственное место, где им было хорошо при жизни, место, где они желали не только не умереть с голоду, но превратились в семью оборванцев. И в тот самый момент, когда Лилли все это себе представляла, она заметила, что Майлз Литтлтон готов применить силу воли, чтобы все эти трудности завершились.
– Майлз, МАТЬ ТВОЮ! ТЫ ЧТО, МАЙЛЗ! НЕТ!
Тон и громкость голоса Лилли не только парализовали всех остальных, но и привлекли к ним еще больше мертвецов. Внизу, на земле, каждый ходячий в радиусе сотни ярдов от массивного дуба вяло сменил направление. Они начали сбиваться в кучу и столпились на маленьком участке в поисках источника человеческих голосов. Лилли проигнорировала адский ревущий хор и неописуемые запахи, идущие снизу. У нее был единственный шанс спасти молодого угонщика от любого героического плана, который его травмированный разум только что породил.
Лилли развернулась и начала спускаться обратно по толстому участку ствола. Но через мгновение, неловко наступив на развилку, она упала и приземлилась на плечо. Лилли чуть не потеряла равновесие. Она обняла ствол, вцепившись в него пальцами, повиснув, почти сползая. От удара она почти лишилась дыхания. Потом взглянула вверх. Ее взгляд затуманился, а головокружение грозило ей падением. Слезящимися глазами она наблюдала разворачивающуюся перед ней сцену.
Майлз Литтлтон преградил путь маленьким монстрам. Когда они подобрались ближе, он начал махать руками, словно подавая сигнал самолету, идущему на посадку.
– Идите и достаньте меня, говнюки! Вот так! Идите и достаньте! – крикнул он. Лилли вытащила свой «ругер», подумав, что сделает последний выстрел и, возможно, остановит это безумие, но было уже слишком поздно.
Первый из мертвых детей добрался до молодого угонщика в тот момент, когда он обернулся через плечо и в последний раз столкнулся взглядом с Лилли. На лице Майлза Литтлтона была написана вся его история: разоренный дом, жизнь на улице, десять лет наркотической зависимости, гордость и воровские умения, борьба за то, чтобы преодолеть судьбу, его непоколебимая вера в Бога и, может быть, даже его тайное стремление к матери, к семье, к благородным делам. Скорчившись совсем близко от него, достаточно близко для того, чтобы почувствовать едкую вонь мертвых детей, сгрудившихся вокруг, Лилли Коул осознала, что никогда толком не рассматривала лицо молодого человека дольше, чем мимолетное мгновение… до сих пор.
Теперь она бросила последний пристальный взгляд на эти длинные ресницы, по-женски изящный рот, клочковатую бородку, высокие скулы и опыт жизни на улице, мелькающий в глазах Майлза в момент, когда на него набросились монстры. Один из них вцепился в ногу, другой – в область почек, еще один добрался до шеи. У Майлза была странная улыбка, когда он последний раз посмотрел на Лилли. Его лицо приняло практически блаженное выражение, которое никак не соответствовало ужасным звукам, раздававшимся вокруг, не последним из которых был вопль Нормы Саттерс. Полная женщина хотела заступиться за него, спасти своего названого сына, но Джинкс, единственная из всех, удерживала ее. Майлз улыбался, и кровь текла из уголков его рта, пока детские зубы, острые, как у пираний, пронзали его живот и внутренние органы. Лилли закричала, когда Майлз наконец перевернулся и полетел вниз, словно выполняя неловкий прыжок с жизненной сцены в небытие.
Лилли потянулась к молодому человеку, как будто в ее силах было остановить развитие событий, вытащить его, переместиться назад во времени, поставить этот эпизод на паузу, перемотать назад и удержать угонщика от этого глупого поступка. Но теперь минимум полдесятка мертвых детей пытались вцепиться в Майлза, упавшего на слабое место ствола – длинную свешивающуюся ветку. Он приземлился на ее окончание и быстро провалился дальше, а оставшиеся маленькие трупы полетели вместе с ним к его смерти, заставив весь древесный скелет вибрировать и сотрясаться.
Лилли взглянула на свои руки и колени, все еще прильнув к центральному стволу, не осознавая, что начала плакать. Слезы бежали по ее лицу обжигающими солеными струйками. Ее зрение помутилось, когда она попыталась сфокусироваться на очертаниях, просвечивающихся сквозь тени внизу. Звук, с которым Майлз приземлился в стаю на земле, казался странно приглушенным, смягченный подушкой из бесчисленных мертвых. Крик Нормы не ослабевал, словно ужасающий контрапункт в усиливающемся хоре рева и утробного рычания, доносящихся снизу. Лилли вытерла глаза, борясь с рвотным позывом, и увидела, как стая отступает обратно в темноту, откуда появляется другая толпа дрожащих теней, проталкивающихся к неожиданно предоставившимся им все еще теплым человеческим останкам. Лилли попыталась пошевелиться, как-то отреагировать, позвать, крикнуть, сделать хоть что-нибудь… но на мгновение все, на что она была способна, это оставаться приклеенной к стволу и наблюдать. Через долю секунды она осознала, что происходит внизу.
Джинкс слезала по толстому центральному стволу первой, за ней следовала Норма, затем Томми и, в конце концов, Лилли. Каждый из них прекрасно знал, что окно возможности будет открыто считаные секунды, пока стая занята поглощением Майлза Литтлтона. Выжившие спускались один за другим, с максимальной скоростью, на которую способен человек, обдирая колени, ударяясь о древесные наросты, молча, тяжело дыша, пока не спрыгнули на расчистившийся участок у подножья огромного дуба. На какой-то момент – милостивый, чудесный – перед ними распростерся единственный акр голой земли, твердой и гладкой, словно танцплощадка, свободной от мертвецов, покрытой прохладной ночной дымкой. Опустив головы, они двигались друг за другом по плотной земле, перемещаясь в сторону близлежащих деревьев примерно в сотне ярдов от них. Если они смогут добраться туда прежде, чем остатки стаи нападут на след их стремительного отступления, им, вероятно, удастся выбраться. Лилли периферийным зрением следила за внешними краями толпы на расстоянии от пятидесяти до ста ярдов от них, когда случайная волна ходячих внезапно заметила людей, обращая свои металлические взгляды на Лилли и ее команду. Из-за этого сердце Лилли заколотилось еще сильнее, она ускорилась, жестами заставляя остальных поторопиться.
Никто из них не осмелился оглянуться на устрашающую сцену кормежки с другой стороны гигантского дуба. К этому моменту Майлз Литтлтон был уже выпотрошен и четвертован скрежещущими стружечными станками бесчисленных гниющих зубов. Земля пропиталась кровью. Запахи и звуки поднимались в ночное небо и рассеивались на ветру. Лилли почувствовала, что груз ее страданий тащится за ней по мере того, как она приближалась к гряде сосен, до которых теперь оставалось меньше пятидесяти ярдов. Слезы снова залили глаза, стынущие на ветру. Окружающий пейзаж стал размытым. Поле зрения Лилли сузилось, когда она погрузилась в густые тени леса. Почти пришли. Уже сорок ярдов. Тридцать.
