Медик гневно вскинулся, потом как-то сразу осунулся, втянул голову в плечи. Он до смерти устал, понял я – вон как веки набрякли, да и глаза какие-то тусклые, как у снулой рыбы.
– Вот видите! – Дрон принял молчание за согласие. – Покажите, точно вам говорю. Конечно, у Николая Ивановича нет ваших УЗИ, томографов и антибиотиков, но опыт военно-полевой медицины у него громадный. Уж извините, но такого никакими учебниками не заменить. Вы давно из военно-медицинского, три года, четыре?
– Три с половиной, – ответил старлей. Он взял себя в руки и теперь напоминал несправедливо обиженного лабрадора. – Но я не понимаю, товарищ майор…
– Я и сам не понимаю, – улыбнулся Дрон. – Но профессора все-таки рекомендую показать Пирогову. Вреда от этого точно не будет. В конце концов, никто не заставляет вас следовать его рекомендациям. Да и держать больного в условиях качки на корабле – стоит ли? Тем более что мы теперь часто будем выходить в море…
Кременецкий по очереди обвел взглядом присутствующих. Я кивнул вслед за Фомченко; Валя пожал плечами и отвернулся.
– Хорошо, значит, решено. – Кременецкий сделал пометку в блокноте. – Спасибо, Дмитрий Владимирович, не смею отрывать вас от дел.
Старлей понял, что таким образом его выставляют вон. Как только дверь за ним захлопнулась, командир сторожевика повернулся к Рогачеву:
– Товарищ инженер, теперь вы. Что нам скажет наука хронофизика?
Рогачева на «Адаманте» по имени-отчеству никто не называл. Большинство офицеров и мичманов обходились панибратским «Валька», матросы, и командир, и Фомич предпочитали официально-безликое «товарищ инженер».
– Сколько раз повторять, Николай Иваныч, что я не хронофизик! – ответил Рогачев. – Я отвечал за монтаж и наладку оборудования, а в хронофизике смыслю ненамного больше вашего.
– Помню, помню, товарищ инженер. – Кременецкий добродушно улыбнулся – ему нравилось поддразнивать Валентина. – Так, значит, вы ничего нового нам не расскажете?
– Почему же? Вчера я закончил анализ записей, сделанных в момент Переноса, и обнаружил кое-что весьма интересное.
Ай да Валька, подумал я, и ведь молчал, подлец! Нет чтобы поделиться с друзьями…
– Если в двух словах, то дело обстоит так. Энергетический уровень перебросившей нас «воронки» – вы понимаете, товарищи, о чем я? – оказался заметно выше расчетного. Опуская подробности: интервал временного переноса был установлен очень жестко, а потому результатом избытка энергии стал захват дополнительной массы. Иначе говоря, кроме двух кораблей экспедиции, «воронка Переноса» зацепила «Адамант» и катер, на котором находился товарищ Велесов. Между прочим, Сергей Борисович, вам повезло, что вас не располовинило.
– А могло бы? – поинтересовался я, живо представив, как на «Заветный» поднимают мой баул, а затем долго думают, что делать с половиной трупа.
– Еще как могло! Воронка «отщипнула» от вашего катера ровно столько, сколько ей не хватало для покрытия «дефекта массы». А раз катер разорвало, так почему бы не откусить вашу, скажем, ногу?
Улыбка, которую я изобразил, со стороны, наверное, больше походила на оскал. Поди вот, пойми, шутит Валентин или нет? С одной стороны, крайне сомнительно, что загадочный вихрь так скрупулезно вымерял массу. А с другой – катер и правда разломило пополам…
– Погоди, Валя, – вмешался Дрон. – Ты хочешь сказать, что «Можайск» и «Помор» тоже отправились в прошлое? И где они в таком случае? Никита неделю по всем частотам шарил – пусто!
Начальник БЧ-4 закивал.
– В этом и есть самый цимес! – обрадовался инженер. – Не знаю, почему, но переброс состоялся как бы в два этапа. Сначала нас кинуло в 1916-й, на сто лет назад, а там произошло явление, которое я называю «клапштосс». Это термин из бильярда, – пояснил он, – удар, при котором биток после соударения остается на месте, а шар катится дальше.
– Ты хочешь сказать, что БДК и противолодочник остались в 1916-м, а вместо них сюда закинуло «Алмаз» с «Заветным»?
– Да, а также турецкий пароход и подводную лодку. Уверен, если подсчитать общую массу этих судов и тех, наших, то окажется, что они примерно равны.
– А почему мы не остались с ними? – спросил Кременецкий. – И потом, я не понимаю, товарищ инженер. Отряд Зарина изначально возле Зонгулдака, мы – у Балаклавы. А в результате…
– Это в данном случае не так важно, – торопливо отозвался Рогачев. – А мы, я полагаю, стали своего рода фактором… нестабильности, что ли? Воронка пыталась от нас избавиться, но ошиблась, и вот, напортачила!
Кременецкий нахмурился.
– Вы говорите об этой воронке так, будто она – разумное существо.
– В каком-то смысле так оно и есть. То есть не разумное в нашем понимании этого слова, скорее она обладает чем-то вроде инстинктов. Ни чем иным я не могу объяснить некоторые моменты.
– Дожили! – буркнул Фомченко. – Воронка у него с инстинктами! Не пробовали с ней по методу академика Павлова?
Валентин демонстративно развел руками – «мол, извините, что знал – изложил», – и сел.
Дрон удивленно качал головой, Фомич бычился, Кременецкий внимательно посмотрел на меня и неожиданно спросил:
– Вы чем-то недовольны, Сергей Борисович?
«Неужели у меня все на лице написано? Ну да ладно, чего скрывать, все свои…»
– Да, товарищ капитан второго ранга. Я крайне недоволен тем, что эта беседа проходит в отсутствие офицеров с «Алмаза». Когда вы наконец поймете, что мы – все мы, попаданцы, простите за подобный термин, – в одной лодке и нет смысла скрывать что-то от наших попутчиков! В конце концов, это нецелесообразно! Мы уже сражались плечом к плечу с этими людьми и, видимо, еще будем сражаться. И главное, что для этого нужно, – доверие. А какое может быть доверие, когда мы скрываем от них такие важные сведения?
– «Плечом к плечу…» – усмехнулся генерал. – Много пафоса, господин писатель. Постарайтесь выражаться конкретнее. Если можете, конечно.
Я совсем собрался ответить колкостью, но сдержался. Генерал прав, на военном совете следует изъясняться менее цветисто.
– Понимаю ваше беспокойство, товарищ Велесов, – сказал Кременецкий. – Но я пока счел целесообразным обсудить это в своем кругу и надеюсь, что сказанное пока останется между нами.
Я пожал плечами. Кто бы сомневался?
– Раз возражений нет, продолжим. Товарищ инженер, у вас все?
Валентин кивнул.
– Тогда вопрос к начальнику БЧ-4. Товарищ Бабенко, что по крайнему сеансу с Белых? Доложите, только вкратце, нас всех к 20.30 ждут на «Алмазе».
III
Миноносец «Заветный».
29 сентября 1854 г.
Мичман Красницкий
– А донырнет? – Красницкий недоверчиво покосился на грека. Тот прибыл из Балаклавы на пароходике, назначенном в тральную партию.
