* * *
Прапорщик огляделся. Шагах в тридцати из-под лопат летела земля – солдаты, прикомандированные к пулеметной команде, заканчивали рыть ход сообщения к запасной позиции. На основной же позиции расчет (матросы с «Алмаза» под командой кондуктора и прикомандированный к ним мичман-севастополец) уже обустроился. Земляные стенки старательно выровнены; бочонок с водой для охлаждения ствола аккуратно прикрыт деревянной крышкой. Короба с запасными лентами уложены в нишу, выдолбленную в земляной стенке окопа; рядом, в пирамиде, сколоченной из жердей, стоят мосинские карабины пулеметчиков и гладкоствольные «переделочные» ружья. В тылу, в отдельно отрытом окопчике, дымит костерок, попыхивает паром жестяной чайник.
Пулемет стоит на жиденьком дощатом настиле. Мичман в полотняной летней фуражке и запачканном землей белом сюртуке, закусив от восторга губу, водит туда-сюда кожухом ствола.
Таких пулеметов – «Максимов» на крепостных лафетах – у прапорщика было три. Их решили поставить здесь, на плато, а три других, «Мадсен» и «Льюис», снятые с гидропланов, а также великолепный пулемет на треноге, переданный с «Адаманта», составили подвижный отряд в резерве главнокомандующего. Пулеметы поставлены на рессорные пароконные пролетки, и при необходимости их можно быстро перебросить на любой участок.
Лобанов-Ростовский подошел к «Максиму», заглянул в щель стального щитка. Все правильно – мичманец не валяет дурака, а вовсе даже наоборот: тренируется, учится переносить огонь с одной цели на другую. На склоне, по которому через несколько часов предстоит подниматься французской пехоте, натыканы прутья, обозначающие сектора обстрела. Вот мальчишка и старается: ловит прицелом вешки, воображая, что это ряды французских стрелков в красно-синих мундирах.
Прапорщик одобрительно кивнул «стажеру» и направился ко второй запасной позиции. Ах да, вспомнил он на ходу, ведь и лопат тоже не хватает! Утром пришлось вырывать шанцевый инструмент у артиллеристов с матерным лаем, чуть не с мордобитием. Здесь всего недостает – лопат, кирок, досок, нарезных ружей, морских мин…
Вдали раскатился орудийный выстрел. Лобанов-Ростовский обернулся, поднял бинокль. В двух верстах к югу, на жалкой речонке Булганак, клубится пыль, там русская кавалерия начала дело с конницей союзников. Туда около часа назад двинулись в батальонных колоннах два полка 17-й дивизии – генерал Кирьяков, выполняя приказ, спешил развернуть авангардный заслон. Что ж, все идет по плану: сейчас кавалеристы обменяются наскоками, конные батареи выпустят пару десятков ядер, и русские дисциплинированно откатятся к Альме. А вслед за ними медлительной, изнемогающей от жажды и усталости черепахой поползет армия союзников.
Завтра, подумал Лобанов-Ростовский. Все – завтра. А пока надо, кровь из носу, раздобыть еще хоть десяток железных лопат, а то люди измучились, разбивая твердый, каменистый грунт кирками, а потом выгребая деревянными лопатами. Да и перекусить не мешает – вон каким вкусным запахом тянет с пехоцких биваков…
IV
Из дневника Велесова С. Б.
«27 сентября. Прав Гегель: «Великие события повторяются дважды: первый раз как трагедия, а второй – как фарс». Трудно, конечно, называть фарсом то, что привело к гибели людей, но посудите сами: второй раз, и в той, нашей, и в нынешней версии истории, стычка на Булганаке, эта прелюдия Альминского сражения, проходит по одному и тому же сценарию! Может, историческая ткань, как утверждают иные мои коллеги по цеху фантастов, в самом деле обладает упругостью и стремится восстановиться после деформации?
Но – по порядку.
Сегодня, около девяти утра (в прошлый раз это было 19 сентября), союзники выдвинулись от Евпатории и после недолгого, но утомительного марша к трем часам пополудни вышли на рубеж ручья Булганак. Здесь гусары Кардигана встретились с крупными силами русской кавалерии и решили принять бой. Французы повели себя осмотрительнее: подозревая, что кроме кавалерии впереди есть и пехота, они остановились, прикрывшись от неприятеля завесой стрелков. Не желая оставлять бриттов совсем уж без поддержки, маршал Сент-Арно выдвинул вперед три батальона легкой пехоты из состава 3-й дивизии.
Итак, четыре эскадрона Легкой бригады начали строиться для боя в виду неприятеля, казаки шагом двинулись навстречу. Но заинтересованные зрители, в роли которых, кроме штаба светлейшего князя Меньшикова, выступали еще и двое алмазовских авиаторов, напрасно ожидали лихой атаки: обе стороны ограничились вялой перестрелкой по фронту. Казакам, впрочем, некуда было торопиться – за их спинами к месту событий скорым шагом подходили два кирьяковских полка, усиленные артиллерией.
Первой открыла огонь конная артиллерия англичан – без особого, надо сказать, результата. К тому моменту противники уже стояли в развернутых боевых порядках друг напротив друга и по-прежнему медлили.
Неизвестно, повторилась ли известная из истории отвратительная сцена между Кардиганом и лордом Луканом; ясно лишь, что англичане, немного подождав, попятились. И тут эстафета бестолковщины перешла к русским.
Одна из казачьих батарей (надо бы уточнить, какая именно; не исключено, что это снова оказалась Донская резервная) бегло обстреляла англичан через головы своих и даже нанесла неприятелю кое-какие потери. Тем временем лейхтенбергские гусары полковника Халецкого, намереваясь атаковать отступающего противника, выскочили перед строем донцов и закономерно были приняты пушкарями за неприятеля.
Не знаю, опубликует ли здешняя «Русская старина» воспоминания меньшиковского адъютанта Панаева; да и будут ли вообще написаны эти строки? А потому позволю себе привести отрывок, недурно описывающий эти события:
Батарейный командиръ не рѣшался, сомнѣваясь, что этотъ эскадронъ могъ быть непріятелемъ; но Кирьяковъ настаивалъ такъ упорно, что батарея мигомъ выпустила 8 снарядовъ. Посыпались свои, эскадронъ бросился врознь. Жалости достойная картина этой кровавой безтолочи была какъ на ладони передъ глазами свѣтлѣйшаго… Всѣ бывшія у ставки князя видѣли это, ломали руки, тужили, а помочь было невозможно. Изъ опасенія, чтобы генералъ-лейтенантъ Кирьяковъ опять что-то не напакостилъ, князь поспѣшилъ воротить его въ свое мѣсто…
Не знаю, пытался ли бравый гусар Халецкий, в соответствии с историческим прецедентом, зарубить командира батареи, стрелявшей так некстати метко. Ясно одно – после трагического происшествия остальная наша кавалерия так и не двинулась с места, упустив шанс доставить неприятности Легкой бригаде, измотанной утренним маршем.
Итак, сражение при Булганаке не состоялось и на этот раз. Увы, севастопольцы снова проявили полнейшую неспособность к взаимодействию родов войск, а ведь предстоящее дело во многом, если не во всем, зависит именно от этого!
Самое время спросить себя: а не переоцениваем ли мы возможности радиосвязи применительно к предстоящей баталии? Да, надежная связь – дело первостепенное, но ведь и ею надо уметь пользоваться! Так что, боюсь, дело предстоит решать пулеметам прапорщика Лобанова-Ростовского и, разумеется, флоту.
