Я улыбаюсь:
– Нет, пожалуй. Но кое-что скажу: я хочу, чтобы в нашем доме была такая же зеленая ванная. И чтобы внутри все было цвета морской волны. Мне здесь очень нравится.
– Я – за.
Ларс вновь осматривает комнату, потом переводит взгляд на меня:
– Только, наверное, пусть она будет чуть побольше, как считаешь?
Я сладко потягиваюсь в воде:
– Самую малость.
– Если ты в ближайшее время не вылезешь из воды, то превратишься в черносливину.
– Да уж. Вылезу через минутку.
Украдкой бросаю взгляд на пеньюар, висящий на двери.
Ларс нежно улыбается.
– Я налью нам выпить. – Он выходит и осторожно прикрывает дверь.
В последнем сне мне было страшно закрывать глаза, когда мы оказались в кровати, – потому что если я усну здесь, то покину чудесный придуманный мир и проснусь дома. Сейчас в этой ванной, в теплом коконе счастья, мне вновь становится страшно. Я не хочу просыпаться.
Несмотря на все усилия, дремота все-таки одолевает меня, а просыпаюсь я уже в другой несуществующей ванной – в Денвере. В доме, который никогда не был построен, с людьми, которых нет на свете.
Опять смотрю на руки. Кольца на месте, хотя уже не такие новенькие и блестящие. С отвращением отмечаю, что все морщины вернулись. Осматриваю себя: по бокам и на животе видны растяжки. Кажется, я снова в 1962-м.
Стук в дверь, и голос Ларса:
– Катарина, ты как?
– Хорошо!
– Можно войти?
– Конечно.
Он входит – ему опять чуть больше сорока, это тот самый Ларс, к которому я уже успела привыкнуть. Но он все равно удивителен. Волосы поредели, появился живот, но ослепительно-синие глаза ни капли не изменились. И когда Ларс смотрит на меня, он тоже не замечает морщин и растяжек – я для него всегда буду прекрасна.
– Люблю тебя! – выпаливаю неожиданно. – Такого как есть, люблю до безумия.
Он улыбается:
– Все хорошо?
Снимает полотенце с сушилки и кладет на край раковины, чтобы мне не нужно было за ним тянуться.
– Ты уже давно здесь сидишь. Скоро превратишься в черносливину.
Я смеюсь:
– Опять ты со своим черносливом…
Он озадаченно смотрит на меня.
– Помнишь наш медовый месяц? Ту зеленую ванную в Париже?
– Конечно, помню. Ты сказала, что тебе хочется такую же. Только побольше.
– Да, так и было, – соглашаюсь. – И знаешь что, Ларс? Я помню, как я это сказала! Помню!
Наверно, в моем голосе звучит совсем уж детское ликование, но я не могу сдержаться. Ларс смеется.
– Ну вот, теперь ты больше похожа на саму себя, – говорит он, потом продолжает чуть тише: – Я так переживаю за тебя, Катарина. Мы все беспокоимся.
– Почему? Что случилось?
– Родная… – Он целует меня в макушку. – Просто забудь об этом и вылезай из ванны. Главное, чтобы ты сама ни о чем не переживала.
– Я не переживаю. Я по уши влюблена.
Он качает головой.
– Ты сегодня такая милая. – Ларс разворачивается к двери. – Выходи поскорее, я налью нам выпить.
Сон во сне. Сон о пустяковом, но очень трогательном событии, которое никогда со мной не происходило. Внутри другого сна о жизни, которой не было.
Просыпаюсь у себя дома в пустой кровати, и тут до меня доходит.
Какой кошмар. Я, похоже, влюбилась в призрака.
Глава 8
Пора перестать об этом думать. Надо выкинуть сны из головы и не вспоминать про них днем. Глупые, жалкие, бесполезные мечтания.
К счастью, мне есть чем заняться. Усилием воли заставляю себя забыть о Ларсе и испытываю при этом гордость, будто отказалась от второй порции сладкого в надежде сбросить лишний жирок с бедер. Старательно думаю только о прошлом вечере и маленьком Греге Хансене.
Мы начали с братьев Харди и книг Беверли Клири, но ему было тяжело продраться даже через первые страницы. «Смотри на картинки, они помогут понять, что там написано», – посоветовала я. Раз уж Грег заметил красивый закат, значит, его должны заинтересовать иллюстрации. Но тут я поняла, что от моего совета не будет толка. Картинки встречаются на каждой станице только в совсем детских книжках, вроде той истории про Мадлен, которую Мисси листала в моем первом сне. А вот в книжках из серии про братьев Харди и в повестях Клири иллюстраций мало, хотя приключения героев могли бы заинтересовать Грега.
Отложив трудные книжки в сторону, я достала с полки свои старые сборники рассказов про Дика и Джейн. При виде обложек Грег презрительно фыркнул.
– Это для малышей. Скукотища! – заявил он.
– Сможешь прочитать, что тут написано?
Грег пожал плечами. Я открыла одну из книжек и постучала пальцем по первой странице. Он прищурился и отбарабанил:
– У Спота есть мячик. Спот с ним играет. – Он поднял глаза. – Вот видите? Я прочитал.
– Грег. – Я захлопнула книгу. – Почему-то мне кажется, что ты уже видел эту книжку.
– Может, и видел. Но я все равно понял, что там написано! – возмутился он, краснея.
– Ладно.
Я положила книжку на журнальный столик и заглянула ему в глаза:
– Давай я поищу для тебя еще что-нибудь. Зайдешь ко мне еще разок, если я подберу книжку поинтереснее?
Он пожал плечами:
– Может, и зайду.
Думая о разговоре с Грегом, я торопливо собираюсь на работу. На выходе встречаю почтальона. Быстро забираю из ящика мамину открытку и начинаю читать ее прямо на ходу.
Китти, милая моя!
У нас сильно испортилась погода. Тропические штормы куда страшнее тех, что бушуют на континенте. Волны вздымаются, на пляж выносит обломки и сор – вчера, когда шторм закончился, я пошла на прогулку и нашла на песке женское украшение. Простая нитка прозрачных бусин, очень скромная. Я повесила ее на кусте у входа на пляж, но мне кажется, что за ней никто не придет. После таких находок начинаешь задумываться о том, какие тайны скрыты на морском дне.
Ну вот, пишу тебе из рая, а мысли мрачные! Пусть твой день будет солнечным, моя хорошая.
С любовью,
мама.
Бедная мама. Я встревожена: тон письма очень грустный, и это совсем на нее не похоже. Отпирая дверь магазина, обещаю себе, что после работы напишу ей длинное письмо.
У нас с Фридой не так много детских книжек: пара классических историй, несколько новых книг из издательских каталогов, которые, по нашему мнению, могут заинтересовать детей и должны пользоваться спросом. Однако я прочесываю детский отдел в полной уверенности, что мне попадется несложная и интересная книжка для Грега.
