Качая головой, слезаю со стремянки и подхожу к прилавку. Нахожу в газете спортивный раздел: надо выяснить, как закончилась финальная игра Мировой серии.
– Черт подери! Они проиграли! – вырывается у меня.
Фрида косится в мою сторону:
– Кто проиграл?
– «Джайентс». Они проиграли седьмую игру Мировой серии! Что же мне теперь писать для Грега?
– О чем ты? – Подруга озадаченно качает головой.
– Не обращай внимания.
Я мрачно хмурюсь и иду к двери. Хочется подышать свежим воздухом.
Выхожу на крыльцо, чтобы подмести ступеньки. Стоит прекрасный осенний день, и я рада, что вернулась в реальный мир и могу любоваться этой красотой. Не знаю, почему события сна происходят в будущем. После того как Майкл покладисто сообщил мне дату, стало ясно, что сон опережает реальность всего на несколько месяцев. Никакой логики я в этом не вижу. Но, с другой стороны, какая логика может быть во сне?
– Хочешь, сходим куда-нибудь поужинать? – спрашиваю я Фриду, заходя обратно.
– По какому поводу?
Я пожимаю плечами:
– Просто так. Мы с тобой давно не ходили на «свидание», сестричка.
Мы с Фридой зовем друг друга сестрами уже много лет. Потому и магазин так называется: это был очевидный вариант, пришедший нам на ум одновременно, когда мы впервые обсуждали идею книжной лавки. Мы стали «сестрами» еще в старших классах школы. У Фриды было три младших брата, а я была единственным ребенком. Если бы мама не потеряла своих трех мальчиков, я бы росла в такой же семье, как и Фрида. Нам обеим в детстве очень не хватало сестры.
Я познакомилась с Фридой в сентябре 38-го года. Мы обе только-только поступили в Южную среднюю школу, был первый день занятий. Школу построили недавно: покрытые линолеумом полы все еще блестели, оконные рамы не успели потемнеть и потрескаться, а кирпичные стены горели сочным красным цветом, как и полагается, – непогода и время еще не сделали свое дело. Мы, «малышня», несмело вливались в толпу следом за старшеклассниками, которые вели себя так, будто это здание было их родным домом. Старшие ученики оживленно переговаривались. Друзья с веселыми возгласами обнимали друг друга, радуясь встрече после летних каникул. Кто-то уже обсуждал летние деньки: «А помнишь четвертое июля? Ну и весело же было!»
Мы завидовали старшеклассникам. И хотя некоторые из нас раньше тоже учились вместе, между нами еще не возникло того чувства общности, которое объединяло старших. Мы перекидывались неловкими скомканными фразами: «Надеюсь, ты хорошо провел лето», «Ты не знаешь, где 106-й кабинет?» Оказавшись среди снующих по коридорам учеников, мы тут же поняли, что наше место в этом сложном механизме еще не определено. И неизвестно, придутся ли нам по душе новые роли.
Вдруг, прямо посреди всех этих тревог и неопределенности, появилась Фрида: голова высоко поднята, длинные темные волосы убраны с высокого лба и перехвачены черепаховым ободком. На ней была темно-серая прямая юбка и кремовая блуза без рукавов, открывавшая загорелые веснушчатые плечи. В темных глазах искрились загадочные огоньки. Она шла по коридору, и на нее оглядывались не только мальчишки нашего возраста, но и старшеклассники. Я тоже проводила ее взглядом.
Так вышло, что мы оказались в одном классе. Зайдя в кабинет, я обнаружила, что – о чудо! – место рядом с Фридой свободно. Не знаю, откуда во мне взялось столько смелости, но я решительно подошла, села за парту и протянула руку:
– Я Китти Миллер. Приятно познакомиться!
Она кивнула. Ладонь была теплой и твердой.
– Фрида Грин. Взаимно.
Мы сравнили расписания, которые администрация школы разослала нам за неделю до начала занятий. Оказалось, почти на все уроки мы будем ходить вместе.
– Повезло, – прошептала Фрида, заговорщицки наклоняясь ко мне. – Я немного боялась, что в одиночку не справлюсь. А ты?
Разумеется, я тоже переживала. Но меня поразило то, как легко и искренне она призналась в своем страхе. Я улыбнулась в ответ:
– Вместе мы точно справимся.
– Вот и славно, Китти Миллер!
Со временем я узнала о Фриде практически все. Она была из богатой семьи; дедушка по материнской линии сколотил состояние на железных дорогах в 1880-х, а родня ее отца владела крупной строительной фирмой. Его семья переехала в Денвер, когда город только-только начал разрастаться: они обосновались здесь, открыли свое дело и преуспели.
До восьмого класса Фрида училась в частной школе, но потом ее отец решил, что девочке нужно получить разностороннее образование и познакомиться с людьми другого круга. Он был твердо убежден: общение со сверстниками из разных семей пойдет его детям только на пользу. Фрида ходила в обычную школу, но жила с родителями и братьями в трехэтажном кирпичном доме в районе Кантри-клаб, застроенном роскошными особняками и расположенном в нескольких милях к северу от скромного квартала Миртл-Хилл, где жила моя семья. Впервые оказавшись у Фриды в гостях, я с ходу назвала дом «поместьем», чем изрядно ее рассмешила.
– Китти Миллер, ты просто прелесть, – заявила Фрида, нежно стискивая мою руку.
Я до сих пор помню это прикосновение, цепкое и собственническое, – оно мне льстило. Несмотря на состоятельную семью и высокое положение, Фрида Грин по какой-то непостижимой причине захотела со мной дружить.
Прошло несколько месяцев, прежде чем я набралась храбрости и задала мучивший меня вопрос. При желании Фрида могла бы легко подружиться с любой девочкой-первогодкой или даже со старшеклассницей. Так почему же она выбрала в закадычные подруги меня? Что она во мне нашла?
Услышав это, Фрида рассмеялась.
– Ты – это ты, Китти, – просто ответила она. – Я с первого взгляда поняла, что ты будешь верным и надежным другом, который никогда не бросит в тяжелую минуту.
Я задала этот вопрос во время перемены, когда мы гуляли по школьной лужайке: стоял удивительно теплый ноябрьский день. Фрида театрально вскинула тонкие руки, будто желая обхватить разом всех учеников, которые грелись на солнышке рядом с нами.
– Ты очень искренняя, а это большая редкость. Во всяком случае, я пока таких людей здесь не встречала. Для меня это важно: не хочу разочаровываться в тех, к кому привязываюсь. – Фрида пожала плечами.
И как я могла не полюбить человека, который столь высоко обо мне отозвался? Никто еще не говорил мне таких слов – за исключением родителей.
А Фрида не могла не полюбить такого верного друга. Она была права. Я бы не предала ее ни за какие сокровища мира.
«Удивительно, – думаю я, подходя к Фриде, стоящей за прилавком нашего магазина, – как же удивительно, что мы до сих пор так близки. У меня никого нет ближе, если не считать родителей».
Мы сестры.
Внезапно меня посещает тревожная мысль: куда подевалась Фрида в моем воображаемом мире? Я гуляла с Майклом утром буднего дня. Выходит, я больше не работаю в книжном? Или в том мире у нас просто нет магазина?
