– Ну ладно. – Мама решительно поднимается с кресла. – Раз уж с тобой ничего не случилось, мне пора домой. Позвоню твоему папе, он уже наверняка вернулся. Пусть отвезет меня обратно.
После маминого ухода я звоню Фриде, чтобы извиниться.
– Ничего страшного. Я рада, что с тобой все в порядке, – отвечает она.
– Сейчас приду.
– Да незачем, Китти. Покупателей почти нет.
Ох, как будто бывает иначе!
– Все равно. Буду через десять минут.
Отправляюсь на работу, но разговор с мамой не идет у меня из головы. Ее слова заставили меня задуматься о другой жизни, о том, что я там обрела и что потеряла. Бросить Фриду, бросить наш магазин, полностью изменить свою жизнь и посвятить себя детям – это было верное решение, единственно верное. Я провела в другом мире много времени и вспомнила о своем вымышленном прошлом достаточно, чтобы понять: у меня просто не было другого выбора.
И все же я сама загнала себя в угол. На мои плечи легла вина за болезнь Майкла, потом случился окончательный и бесповоротный разрыв с Фридой, после смерти родителей я так и не смогла оправиться от горя. В моей жизни есть много хорошего, но несчастья его затмевают.
Трясу головой. Даже здесь, в совершенно другом мире, я с болезненной остротой понимаю, что мне не справиться с тройной болью. Она отравляет все вокруг.
Вечером, закрыв магазин, мы с Фридой отправляемся немного развеяться. Сегодня суббота, но нам обеим не хочется ехать в центр города, поэтому мы выбираем бар «У стадиона» на Эванс-авеню, неподалеку от университета. Когда мы учились в колледже, по субботам здесь было не протолкнуться, особенно после футбольных матчей: шумно, тесно и ни одного свободного столика. Но в прошлом году в университете отменили футбольную программу – к огромному разочарованию большинства городских жителей, включая, несомненно, владельцев этого заведения.
Еще рано, всего лишь начало шестого. В баре пусто и, кроме нас, почти никого нет. Мы садимся за столик в конце зала. Официантов не видно, и я отправляюсь за напитками сама. Из-за стойки мне приветливо улыбается мужчина, он чем-то напоминает Брэдли. Заказываю мартини для Фриды и бокал вина себе.
– За счет заведения, – говорит бармен, отдавая мне напитки.
– За счет заведения? Почему? – удивляюсь я.
Он пожимает плечами. У него глубокие ласковые глаза.
– Просто хочется сделать доброе дело, мэм.
– Спасибо большое!
Я стряхиваю растерянность и оставляю ему доллар на чай.
Возвращаюсь к столику, ставлю бокалы перед Фридой и рассказываю про странного бармена.
– Вот чудак, – говорит она. – Ну, дареному коню в зубы не смотрят.
Фрида потягивает мартини и довольно жмурится:
– М-м, хорошо-то как.
Улыбаюсь, но молчу. Свое вино я планирую растянуть на весь вечер. В последнее время я слишком много пью, и здесь, и во сне.
Фрида отрывается от бокала и достает сигарету.
– Китти, – спокойно начинает она, – нам пора принять решение. В конце ноября заканчивается договор на аренду. Если мы не хотим его продлевать, нужно сразу сказать Брэдли. Конечно, месяц начался уже давно, но, думаю, Брэдли не будет на нас сердиться. Я вчера позвонила в администрацию торгового центра. Выяснила, что местечко для книжного еще свободно. Мы бы успели открыться как раз к рождественскому сезону.
Она мечтательно смотрит в пустоту. Я потягиваю вино, задвинув подальше все размышления о трезвом образе жизни. К черту. Мне сейчас нужно набраться смелости.
– Фрида, а что бы ты… Что, если… Что ты будешь делать, если я откажусь от этой затеи?
Фрида резко переводит взгляд на меня:
– Ты о чем?
– Видишь ли… – Я вздыхаю. – Видишь ли… Я знаю, что жизнь не стоит на месте, что прогресс влечет за собой много перемен, что магазин разорится, если мы не переедем. Все знаю.
Снова отпиваю вина.
– Понимаешь, я много об этом думала. И я согласна с тобой во всем, только… У меня к этому делу сердце не лежит.
– Сердце не лежит?
Фрида затягивается, выдыхает дым в потолок, потом снова смотрит на меня:
– Это бизнес, сестренка.
– Знаю я. Но даже в бизнесе… – Я отчаянно оглядываюсь по сторонам, будто в поисках невидимого суфлера. – Нужно любить свое дело. Любить! А я… я там не смогу.
Фрида допивает мартини. Рядом с баром крутится официант, наверное, только что вышел на смену. Студент, еще мальчишка, худой и долговязый, как Кевин в молодости. Хотя нет, Кевин и сейчас такой же, мы с Фридой совсем недавно в этом убедились. Фрида машет официанту, чтобы он принес нам еще.
– Ты просто боишься перемен, – задиристо отвечает Фрида.
Мальчишка кивает ей и неторопливо идет к стойке.
– Не боюсь. Ни капельки. На самом-то деле я как раз готова к переменам.
– Да ну? И к каким же?
Кручу в руках пустой бокал.
– Я хочу заняться чем-то новым. Во-первых, можно вести частные уроки, как с Грегом Хансеном. Работать со школьниками, которым трудно дается чтение. Их ведь много, и они не успевают за остальными. А без образования нельзя выбиться в люди! В наши дни безграмотный человек никак не сумеет себя прокормить, Фрид. Я… я могла бы им помочь, у меня бы получилось. Да что уж, у меня и сейчас получается! Можно давать частные уроки, а можно работать в школе, туда иногда приглашают специалистов, которые учат детей читать в маленьких группах. Я бы справилась.
Нам приносят еще по бокалу. Интересно, это тоже будет бесплатно? Фрида отпивает из своего.
– Справишься, вполне. – Фрида изо всех сил старается говорить спокойно, я это чувствую. – И у тебе действительно все получится. А что во-вторых?
– Во-вторых… Ну, я пишу простенькие книжки для Грега. Незатейливые спортивные истории, чтобы он прочитал и все понял, ничего сложного. И знаешь что? У нас отлично выходит. Ему не скучно читать мои рассказы, он не путается в трудных словах и учится на глазах. Мне кажется…
Отворачиваюсь на секунду, потом снова смотрю на Фриду.
– Мне кажется, что детям нужны такие книжки. И писатели, которые могут придумывать что-то в таком роде.
Фрида поджимает губы:
– Прекрасные планы, Китти.
Киваю. Пару минут мы просто молчим.
Она задумчиво покачивает бокал в ладонях:
– Мне тоже нужно тебе кое-что рассказать. Обещай, что не будешь сердиться.
– Конечно, не буду. С чего бы! – Я смеюсь.
Фрида прячет глаза.
– Китти, я… я тут познакомилась с одним человеком…
– Правда? Когда? Где? – Я выпрямляюсь.
