Провожаю мужа и детей, возвращаюсь в гостиную. Замираю перед кухней, придерживая дверь плечом, чтобы оглядеться. На диване ссутулившись сидит Майкл и задумчиво смотрит себе под ноги.
– Майкл.
Он не поднимает глаз.
– Майкл. – Я подхожу к нему. – Пора садиться за уроки.
Кажется, мне удается привлечь внимание. Майкл по-прежнему смотрит вниз, но все-таки отвечает:
– У нас уже три месяца не было уроков, мам.
– Ну да.
Прохожу в столовую, приближаюсь к маленькой парте у самой стены. Пыль вытерта, хотя здесь уже давно никто не сидел, – Альма тщательно следит за порядком в доме. Заглядываю под крышку парты, достаю открытую тетрадь. Через страницу тянется ряд покосившихся букв «А», старательно выведенных карандашом. У правого края буквы выглядят совсем уж неуверенно, а от последней «А» осталась только одна наклонная черточка.
Разглядываю тетрадь. Вспоминаю про Грега Хансена и самодельные книжки, которые я для него писала. Мои кривоватые рисунки и карточки со словами, перевязанные шнурком.
– Майкл!
Я кладу тетрадь на парту и возвращаюсь к сыну.
– Помнишь, я просила тебя выучить букву «А»? Можешь назвать какое-нибудь слово, которое начинается с этой буквы?
– Арбуз, – мрачно отвечает он.
– Правильно. Но давай найдем словечко поинтереснее. Например… подожди-ка, я сейчас.
Поднимаюсь на второй этаж. Я точно знаю, что мне нужно и где лежит эта вещь. Захожу в комнату Мисси и беру с полки «Иллюстрированный словарь для маленьких читателей». Торопливо сбегаю по лестнице, на ходу открывая раздел с буквой «А».
– Ну, например.
Я кладу книгу на диван между нами.
– «Аэроплан». Это значит самолет. Вот такой вот…
Снова подбегаю к парте, подхватываю тетрадку и карандаш и возвращаюсь на место. Склоняюсь к Майклу и рисую самолет, летящий над крышами домов. Рядом с рисунком добавляю подпись заглавными буквами: «АЭРОПЛАН».
– Видишь, летит над городом? Это аэроплан.
Жду, затаив дыхание. Майкл внимательно разглядывает мой рисунок.
– Аэроплан… – тихо повторяет он.
– Верно! У каждого слова есть свое собственное значение. Если ты запомнишь его, сможешь вообразить и сложить в голове все нужные буквы, тогда ты начнешь узнавать это слово в книжках и научишься его читать. Давай попробуем еще что-нибудь.
Я переворачиваю страницы.
– Вот это слово ты тоже, наверное, знаешь. «Арифметика». Это значит складывать цифры вместе, считать, что получится.
Я рисую в тетрадке пример: «1 + 1 = 2» – и добавляю подпись.
– Арифметика, – повторяет Майкл, – это арифметика.
– Ага, правильно.
– А что это за книжка? Можно мне посмотреть?
– Конечно.
Я придвигаю к нему словарь.
– Это слово я тоже знаю!
Майкл показывает на «автомобиль», рядом с которым нарисована иллюстрация.
– Это автомобиль, да? Как у вас с папой.
– Точно! Отлично, Майкл, ты все понял!
Вне себя от радости подхватываю Майкла и прижимаю к себе что есть силы.
Он тут же начинает вопить и вырываться:
– Больно! Тесно!
С громкими криками Майкл прячется в своей комнате.
Ну вот. Молодец, Катарина. Только все начало получаться…
Но я не могу сдержать улыбку. Он понял! Он узнал что-то новое, и это я его научила. Вздыхаю и откидываюсь на спинку дивана, нежно прижимая словарь к груди. Мое счастье нельзя передать словами.
Спустя некоторое время я поднимаюсь в детскую и убеждаю Майкла снова спуститься вниз. Веду его к парте.
– Мам, я не хочу больше читать, – сообщает он. – Я устал.
– Ладно.
Нет смысла давить на него. Постепенно, шаг за шагом. Если я хочу, чтобы Майкл действительно научился читать, нам нельзя торопиться.
– Давай позанимаемся математикой. Умеешь считать?
– Мам, ну что за странный вопрос!
Он садится за парту и принимается считать вслух. Добирается до сотни всего за три минуты. Потом я говорю, что этого достаточно.
– А как насчет сложения? Знаешь, сколько будет два плюс два?
– Мам! – Он картинно закатывает глаза. – Я знаю, сколько будет, если двести два умножить на два!
– Правда? – спрашиваю с улыбкой. – И сколько же?
Майкл вздыхает от скуки:
– Четыреста четыре.
– Ну хорошо.
Я отворачиваюсь от парты.
– Тогда давай посчитаем деньги.
– Настоящие? – вскидывается он.
В его голосе звучит неподдельное оживление, и я снова улыбаюсь. Он так редко проявляет к чему-нибудь интерес!
– Конечно. Настоящие деньги. Пойдем.
Мы грабим копилку, спрятанную на подоконнике в кухне. Садимся за стол и пересчитываем все до последней монетки. Майкл поразительно сосредоточен, без труда запоминает разные типы монет и складывает цифры в уме.
– Тридцать три доллара и шестнадцать центов! – гордо сообщает он.
– Целая куча баксов.
– А что такое «баксы», мам?
– Деньги.
Он хохочет, и его звонкий смех опять напоминает мне о маме. Какой удивительный подарок – услышать этот звук снова.
– Баксы! Какое забавное слово.
– Ну да, смешное. Ладно, я попрошу Альму приготовить тебе обед.
Выхожу в коридор в поисках Альмы, и мне на глаза опять попадается фотография с горным пейзажем, перевал Рэббит-Иарс. Ни с того ни с сего я наконец понимаю, почему мы выделили для снимка особое место: Ларс сделал мне там предложение.
Мы встречались уже шесть месяцев. Я еще никогда так не влюблялась! Мы с Ларсом проводили вместе каждую свободную минуту, но нам все было мало; мы будто пытались наверстать годы, проведенные порознь. Он звонил в магазин по нескольку раз в день, и я хватала трубку, задыхаясь от радости, как восторженная школьница. Фрида насмешливо улыбалась, но всегда тактично отходила в сторону, чтобы не мешать.
Почти каждый вечер я проводила с Ларсом, мы ужинали у него или у меня, ходили в кино, иногда на танцы. «Мы с тобой теперь видимся только на работе!» – капризно жаловалась Фрида, будто мы с Ларсом затеяли этот бурный роман исключительно ей назло.
– Я скучаю по тебе, сестренка, – горячо повторяла Фрида. – Выдели для меня хоть минутку!
Я кивала и извинялась, обещала сходить с ней куда-нибудь после работы. А потом Ларс звонил или заходил вечером в наш магазин, и я тут же забывала про свои обещания.
