– Ларса выбрала я. Знаю, моих ты не очень хорошо помнишь.
Она смеется:
– Да я с трудом помню, что случилось на прошлой неделе. А ты хочешь, чтобы я вспомнила парня, с которым ты ходила на свидание восемь лет назад?
Я вытаскиваю из холодильника морковку и принимаюсь ее чистить:
– Ну, я просто подумала…
– С чего это вдруг? Ты где-то на него наткнулась?
– Вроде того. – Но я ничего не рассказываю, слишком нелепо звучит эта история.
– Снова подала объявление в газету?
– Да нет, что ты! – Нарезаю морковку мелкими кружочками. – Слушай, мне ужин надо готовить. Давай, пока, до завтра!
Я кладу трубку и опять перечитываю письмо Ларса и свое объявление. Снова и снова, по кругу.
А потом вспоминаю еще кое-что. Мы с ним разговаривали. Мы говорили по телефону.
Всего один раз. Я позвонила ему, потому что это был разумный шаг в такой ситуации, – во всяком случае, по словам Фриды.
– Хлопот меньше будет. Если попадется какой-нибудь псих, он не узнает твой номер и не сможет перезвонить, – рассуждала Фрида.
В тот же вечер, перечитав письмо Ларса несколько раз, я взяла трубку, поглубже вдохнула и набрала указанный в письме номер. Ларс ответил сразу.
– Это… Катарина, – представилась я, примеряя новое имя, свежее и звонкое, как мятный леденец. – Вы ответили на мое объявление в газете.
– Катарина. – В его устах имя прозвучало как волшебная диковинка. – Я сразу понял, что это вы.
Такое заявление меня слегка насторожило. Я переспросила:
– Как вы догадались?
– Просто почувствовал. – Он рассмеялся. У него был приятный смех.
Я убавила радио, чтобы лучше его слышать. Теперь я вспомнила: как раз тогда песня Розмари Клуни занимала первые места в хит-парадах.
Она играла по радио в тот вечер. Когда мы разговаривали.
Вот уж точно, «сама не своя от любви».
Ларс спросил, как прошел мой день и чем я занималась на работе.
– У меня сейчас переходный период. – Я рассказала ему о нашей книжной лавке, которая должна была открыться через пару недель.
– Это же просто замечательно, Катарина! Внушает уважение.
«Внушает уважение». За всю мою жизнь никто мне такого не говорил. Умная – да. Милая, приветливая – да. Но чтобы я внушала кому-то уважение? Нет, это не про меня, я на такое даже не претендую.
– Я тоже хочу открыть свое дело, – сказал Ларс. – Но оно не такое интересное, как у вас. Просто архитектурное бюро.
Я рассмеялась:
– Очень даже интересное. А почему вы решили этим заняться?
– Я много лет увлекаюсь архитектурой. Всегда любил строить и мастерить. Когда мы жили в Швеции, отец работал плотником, и я ему часто помогал. В маленьком городке ты все делаешь от начала и до конца – сам себе и строитель, и архитектор. Здесь, после смерти родителей, я перебивался разными подработками. Накопил денег, поступил в Денверский университет. Я уже тогда знал, что хочу стать архитектором. Закончил учебу поздно – в сорок четвертом. Мне было двадцать четыре, почти старик. Получил должность в маленьком городском бюро, а дальше все сложилось само по себе.
– В сорок четвертом. – Я задумалась на мгновенье. – Вы не воевали?
Все, кого я знала – и Кевин, и мои однокурсники, и одноклассники, и соседи, – в сорок четвертом году все они были на фронте.
Он ничего не ответил. Я осторожно спросила:
– Ларс? Вы еще тут?
– Меня не взяли в армию. Сказали, что не годен.
– Почему?
Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
– У меня больное сердце, аритмия, – сказал Ларс и тут же торопливо добавил: – Ничего серьезного, просто… просто сердце бьется неровно. – Слабое сердце, вот и все.
Я не отвечала. Думала об отце – самом яром патриоте из всех, кого я знала. Во время войны, когда рабочие с завода устроили забастовку, он не согласился стоять в пикете и вернулся в цех вместе со штрейкбрехерами. На заводе тогда прекратили выпускать бытовые счетчики и собирали военные электроприборы. Отец говорил, что помогать нашим солдатам – куда важнее, чем получить пару лишних центов. Что он подумает, если я начну встречаться с человеком, который всю войну просидел в тылу? Даже представить страшно.
– Катарина?
– Да?
– Вас смутило, что я не воевал?
Я немного помолчала, потом ответила:
– Ну, вряд ли вы могли с этим что-то поделать. – Я рассмеялась. – Лучше расскажите о своей работе.
– Я беру коммерческие заказы. Офисные здания и тому подобное. Не так престижно, как строительство частных домов, зато большой спрос. Сейчас многие дома строят по одной и той же схеме, будто под копирку. Я хочу когда-нибудь спроектировать свой дом, единственный и неповторимый. – Он мечтательно вздохнул, а потом начал рассказывать о планах на собственное архитектурное бюро: – Я знаю не меньше, чем мои начальники. Единственная разница между нами – табличка с должностью на двери кабинета и жалованье.
– Удачи вам, – искренне сказала я. Меня восхищало такое стремление открыть свое дело. Мы с Фридой успели на собственном опыте понять, как это нелегко – отправиться в одиночное плавание.
Мы проговорили больше часа. В конце концов я сказала, что уже поздно.
– Приятно было пообщаться, – сказал Ларс. – Надеюсь, мы еще с вами поговорим, Катарина.
Поколебавшись мгновение, я предложила:
– А может, просто встретимся? Зачем напрасно болтать по телефону? Лучше увидеться и проверить, что из этого выйдет.
– Думаете? – удивился он моему предложению.
– Конечно.
– Тогда давайте назначим свидание!
Мы договорились встретиться за чашкой кофе пару дней спустя.
– Хорошо, – сказал Ларс, когда мы выбрали время и место, – наверное, пора прощаться.
– Наверное.
– Катарина…
Я ответила не сразу:
– Да?
– Ничего… Я просто… Я просто очень хочу с вами встретиться.
– Я тоже.
Он помолчал. Я слышала его дыхание – прерывистое, слегка учащенное.
– Вы хотели что-то спросить?
– Нет… Нет, ничего, – медленно ответил он. – Доброй ночи.
– Доброй ночи.
Мы повесили трубки.
Я держу в руках письма, бумаги и папку. Сижу у стола и смотрю на улицу, поджав губы. В груди у меня все закипает.
Потому что на этом все закончилось.
Он так и не пришел на свидание.
