Действуя как настоящий самурай, Хакамада предложила своим коллегам идти ва-банк, ни больше ни меньше… в президенты! «Давайте пойдем кто-нибудь в президенты! «Ты что? — говорит. — Мы проиграли!» Я говорю: «Это не важно. Нужно все равно электорат как-то удержать — тот, который за нас голосовал, — протянуть руку, что мы в борьбе…» Она предложила это Немцову, Явлинскому, Лукину, Рыжкову — ни один из них не согласился начинать президентскую кампанию. Пришлось самой. Впрочем, по порядку.
В середине января 2004 года в «Коммерсанте» и «Московском комсомольце» было опубликовано обращение Хакамады к гражданам России, в котором она обвинила действующего президента Владимира Путина в причастности к гибели заложников в театральном центре на Дубровке в октябре 2002 года. Во время операции по освобождению более 700 заложников спецслужбы применили газ с целью усыпить террористов, угрожавших взорвать здание центра.
По официальной версии, 128 заложников погибли в основном из-за плохо организованной эвакуации. Хакамада, лично участвовавшая в переговорах с террористами, пишет, что те не планировали взрывать театральный центр, а «власть не была заинтересована в спасении всех заложников». Она сообщает о том, что родственники жертв обвиняют президента Путина в причастности к гибели заложников, поскольку он «лично отдал приказ об использовании газа на Дубровке». В случае своего избрания Хакамада пообещала рассказать россиянам правду не только о Дубровке, но и о взрывах домов в Москве в 1999 году и «о многих других преступлениях власти». Ничего не напоминает? Взрывы домов, организованные спецслужбами, фирменный стиль телеармии олигарха Владимира Гусинского!
Официальным спонсором неукротимой дамы-самурая стал крупнейший акционер НК ЮКОС Леонид Невзлин. На выборах президента России в 2004 году ни одна выставленная кандидатура не представляла серьезной угрозы для действовавшего президента Владимира Путина. Жириновский самоустранился, выставив вместо себя своего охранника Олега Малышкина, так же поступил и хитрый, стокилограммовый Геннадий Зюганов, поставив Николая Харитонова. Всем было очевидно, что это совершенно безальтернативные выборы.
На волне всеобщей поддержки Путина демарш Хакамады с открытыми письмами, в которых она обвиняла государство в гибели заложников и нагоняла тумана по поводу взрывов домов в Волгодонске и Москве, просто не поняли. Не хотели понимать. Даже ее соратники по партии. Чубайс напряг всех: она пошла на президентскую кампанию, ни с кем не согласовав, — такая-сякая… Гайдар выдерживал паузу, плям-кал толстыми губами Азефа. А Борис Немцов чуть даже не утонул в бассейне: «Я плаваю — нырнул — и вдруг мне дергает веревку мой тренер по дайвингу. Я выплываю, а он твой фанат, поэтому он где-то чуть ли не в Австралии или чуть ли не на Карибах — я не знаю — как-то он поймал эту информацию… и говорит: а подруженция-то твоя Хакамада в президенты пошла. А я выплыл, говорю: «Что-то я то ли плохо слышу, то ли ты идиотничаешь. Шутка, что ли?» — «Да нет, реально, конкретно пошла». — «Куда, в какие президенты — в компании?» — «Нет — в президенты России». В этот момент я утонул. Я прямо без кирпича обратно на дно ушел».
Поучительно, что Хакамада смогла обойти только личного охранника Жириновского Олега Малышкина, набрав всего 3,84 процента голосов избирателей. Финал. После двух сокрушительных поражений — вначале на парламентских выборах, потом на выборах президента — разочарованная, сломленная японка, несмотря на внешнюю непоколебимость, покончила политическую жизнь самоубийством. Тут можно было бы и закончить рассказ про самого экзотического представителя российского парламентаризма, но…
«Помню, в 1995-м, после победы на выборах, я лежала с подругой на пляже и думала: вот я депутат, я известна во всей России, почему же я такая несчастная? Ничего не хочу. Не хочу быть сильной. Не хочу быть самодостаточной. Мне недостаточно самой себя. Хочу ехать на красивой машине вдоль океанского побережья. И чтобы вел ее он, плейбой с вьющимися, до плеч волосами. И чтобы левая рука лежала на руле, а правая — на моем колене. И чтобы был влюблен в меня до безумия. И чтобы океан — шумел… Кстати, все сбылось до мелочей!» — откровенничает дочь японского коммуниста.
Хочу на ручки, как сейчас модно говорить в Интернете. Хочу машину. Фордик. После проигрыша везде для Хакама-ды исчез смысл скрывать, что знамена демократии, под которыми она выходила, пожелтели, а младореформаторская романтика — безумные эксперименты над страной.
Теперь сбитая летчица-камикадзе учит людей получать удовольствие, а для этого, слава богу, не нужно голосовать за СПС. Свое счастье она нашла в четвертом браке, плохо ли?
Феномен Хакамады — в вере в непорочность политика, в желании, чтобы такая непорочность была. Каннибалы, люди без принципов, пугают, страшат людей. Хакамада не страшила, наоборот: «Задумывался ли кто-нибудь, какие у Хакамады трусы?.. — улыбаясь, сказал Паук. — А то — посмотрите».
Может, дело именно в этом? В ее сильной слабости? Она могла быть очень слабой — не прикидываться, а на самом деле. «Например, муж берет мне билеты куда-то. Говорит: «Значит, в такое-то время прилетишь туда, там сделаешь пересадку, потом доедешь туда…» Я смотрю на него в ужасе: «Я потеряюсь! Сделай мне как-нибудь попроще, чтобы вот тут меня посадили в самолет, а вот там с него сняли…» И чувствую себя при этом девчонкой». Девочка-самурай, предпочитавшая умереть заранее.
Глава 18. Альфред Кох. Либерал-националист?
Так дуэлянтская потеха
Закончила железный стих.
Б. Березовский
Помню, мой приятель Захар Прилепин рассказывал, что однажды, еще в прошлой жизни, ему позвонил Алик Кох (они с ним иногда созванивались, и Прилепин даже пару раз бывал у него в гостях) и начал очень вдохновенно рассказывать о недавней драке, которую устроили московские националисты — били в тот раз, кажется, таджиков.
Кох пытался его убедить, что националисты бьют таджиков, потому что те отнимают у них рабочие места дворников и разнорабочих.
Прилепин посмеивался, считая эту позицию бредовой. Ситуация выглядела диковато еще и потому, что один из символов российского либерализма вдруг выказал неожиданную близость к «правому» сектору политики, а рассказывал это писателю национал-большевику.
По воспоминаниям Прилепина, примерно в те же времена он познакомился с Алексеем Навальным, в котором эти две крайности — либеральная и националистическая — натурально слились воедино.
В телепрограмме «К барьеру» с Прохановым и Гозманом речь шла о Советском Союзе — сам он развалился или был подло убит сзади. Хорош он был или отвратителен. Слушая Гозмана и его секундантов, невозможно было отделаться от навязчивой мысли: «Где я все это уже слышал — то, что они говорят?» Потом ответ возник сам собой. Это же самое говорят наши ультранационалисты всех мастей и окрасов. То, что более всего бесит Гозмана, — с той же силой бесит условный оргкомитет русского марша и всех его сторонников. Совпадения практически дословны. «Однажды они все равно сойдутся, — заключает Прилепин. — Когда вы увидите, что они сошлись — бегите». В смысле, бегите за дрекольем. Разбирайте заборы, имеет он в виду.
