– Мне это приятно, мама, – сочным грудным голосом произнесла Филлис.
Я вдруг представил себя ветхозаветным мужем (имени его я не припомнил), вкушающим из рук дочери хозяина. Возможно, я был подобен Авраамову слуге, которого Ревекка напоила водой из колодца? Мне подумалось, что Исаак многого себя лишил, доверив выбор жены другому
[5]. Но Филлис, этой рослой и грациозной девушке в детском платье и с детской простотою в обращении, такие мысли были чужды.
Сообразуясь с усвоенными мною правилами, я выпил за здоровье хозяина и хозяйки дома, решившись также произнести имя молодой кузины и при этом учтиво наклонить голову, но робость не позволила мне поднять глаза, чтобы посмотреть, как принят мой комплимент.
– Теперь мне пора идти, – сказал я, вставая.
Ни одна из женщин не подумала притронуться к вину. Миссис Хольман ради приличия надкусила ломтик пирога.
– До чего же всё-таки жаль, что вы не застали моего мужа! – вздохнула она, тоже поднимаясь.
Сам же я втайне радовался тому, что знакомство с мистером Хольманом не состоялось. В ту пору я недолюбливал всю священническую братию, а этот пастор должен был быть всем пасторам пастор, раз не позволял домашним даже упоминать о майском празднике. Прежде чем я ушёл, хозяйка взяла с меня обещание прийти снова в следующую субботу и провести на Хоуп-Фарм воскресный день.
– Вы непременно должны увидеть мистера Хольмана! Ежели сможете, приходите в пятницу! – сказала она на прощанье, стоя у открытой двери-«курата» и рукой заслоняя глаза от вечернего солнца.
В комнате, которую я только что покинул, было полутемно из-за вьюна, густо оплетавшего окна. Казалось, её освещали только золотые волосы и ослепительно белое лицо кузины Филлис, которая не поднялась с места, когда я стал раскланиваться, а лишь посмотрела на меня и спокойно попрощалась.
Мистера Холдсворта я застал на строительстве. Работа кипела. Как только выдалась свободная минута, он спросил:
– Что, Мэннинг? Каковы ваши новые кузены? Действительно ли служение Богу и земледелие совместны друг с другом? Если пастырь столь же деловит, сколь и набожен, я готов его уважать.
Предложив вопрос, мой начальник едва выслушал ответ: руководство рабочими занимало его куда больше. Да я толком и не знал, что отвечать. Самое вразумительное из сказанного мною было упоминание о полученном приглашении.
– Разумеется, ступайте. Ступайте в пятницу, если хотите. Можно и на этой неделе. Вы славно потрудились, старина.
Сперва я было подумал, что вовсе не хочу идти к Хольманам в пятницу. Но когда она настала, я всё же воспользовался полученным от мистера Холдсворта разрешением и после полудня, чуть позднее, чем в предыдущий раз, отправился на Хоуп-Фарм.
Дверь-«курат» была открыта, и в комнаты лился мягкий сентябрьский воздух. Солнце так укротило его, что на дворе стало теплее, чем в доме, хоть в камине и тлело полено, обложенное горячими углями. Вьюн на окне чуть пожелтел, края его листьев подсохли и побурели. Миссис Хольман на сей раз не гладила, а чинила рубашку, сидя у крыльца, но Филлис, как и прежде, была в комнате и вязала, будто всю неделю ни разу не выходила. На скотном дворе, чуть поодаль, суетливо клевала зёрна рябая домашняя птица, сверкали молочные бидоны, вывешенные для просушки. Садик утопал в цветах: они оплели низкую ограду и помост для посадки в седло, обступили тропинку, ведущую к задней двери. Мне подумалось, что после двух дней пребывания на Хоуп-Фарм мой воскресный сюртук, наверное, долго будет источать аромат шиповника и ясенца, которым напоён здешний воздух. Миссис Хольман то и дело открывала корзину, стоявшую у её ног, и, зачерпнув пригоршню зерна, бросала его голубям, а те ворковали и хлопали крыльями, предвкушая угощенье.
Едва я был замечен, меня радушно приветствовали:
– Как вы хорошо сделали, что приехали! Вот это по-дружески! – сказала пасторша, с теплотою пожимая мне руку. – Филлис! Твой кузен Мэннинг пришёл!
– Называйте меня, пожалуйста, Полом. Дома я Пол, а Мэннинг – в конторе.
– Хорошо, Пол. Ваша комната готова, Пол. Я, знаете ли, сказала мужу: «Приедет он в пятницу или нет, а я всё же приготовлю для него комнату». А мистер Хольман сказал, что ему необходимо быть сегодня на поле, но он вернётся домой в срок и свидится с вами. Идёмте, я покажу вам вашу спальню. Там вы сможете умыться с дороги.
Когда я снова вышел в сад, мне показалось, будто миссис Хольман не знает, что со мною делать, находит меня скучным или же я просто мешаю каким-то её делам. Так или иначе, позвав Филлис, она велела ей надеть шляпку, отправиться со мною на поле и разыскать там отца. В пути я поймал себя на мысли, что мне хотелось бы казаться приятным моей провожатой и притом не уступать ей в росте (в действительности она была меня выше). Покуда я решал, как начать беседу, Филлис заговорила первой:
– Полагаю, кузен Пол, это нелегко – целый день трудиться в конторе?
– Да, мы приходим на службу к половине девятого, час даётся нам на обед, а потом мы снова работаем до восьми или девяти часов.
– Тогда у вас, должно быть, мало остаётся времени для чтения.
– Увы, – сказал я, вдруг осознав, что не лучшим образом употребляю тот досуг, который имею.
– У меня также. Отец всегда берёт себе час для занятий перед тем, как идти в поле, но мама не хочет, чтобы я вставала так же рано.
– А моя матушка, когда я дома, вечно заставляет меня подниматься пораньше.
– В котором же часу вы встаёте?
– О, иногда в половине седьмого… Однако это не часто.
По правде, за минувшее лето такое случилось со мною лишь дважды.
– Отец встаёт в три, – произнесла Филлис, повернув голову и глядя на меня. – Мама поднималась вместе с ним, пока не заболела. Я обыкновенно встаю в четыре.
– Ваш отец встаёт в три? Что же он делает в такой час?
– Спросите лучше, чего он только не делает! Молится в своей комнате, звонит в большой колокол, когда приходит пора доить коров, будит Бетти, нашу служанку, нередко сам задаёт лошадям корм (потому что работник Джем уже стар и отец не любит его беспокоить). Перед тем как вести коней в поле, осматривает их ноги, подковы, плечи и постромки, проверяет, довольно ли заготовлено соломы и зерна, часто сам чинит кнуты. А кроме того следит за тем, чтобы свиньи были накормлены, заглядывает в кадки с помоями для них, записывает всё, что нужно для еды людям и животным, и сколько потребуется топлива. А потом, если осталось немного времени, возвращается в дом и читает вместе со мной, но только на английском: латинские книги мы оставляем на вечер, чтобы насладиться ими без спешки. После чтения отец созывает людей на завтрак, сам нарезает им хлеб и сыр, смотрит, чтобы наполнили их деревянные фляжки. К половине седьмого работники уходят в поле, и тогда садимся завтракать мы. А вот и отец! – воскликнула Филлис, указав на мужчину, который, сняв сюртук, трудился с двумя другими, бывшими на голову ниже его.
