– Да, намолотили их и тут, – прикрывая ладонями огонек от ветра, закурил сигарету Петька. – Прямо душа радуется.
– У меня тоже, – переключил рычаг скоростей Дим, объезжая очередную воронку.
Километрах в десяти от города, на развилке их обстреляли. Из примыкающего почти вплотную к дороге леска грянула пулеметная очередь, старшина вывернул руль (раздался визг тормозов), и автомобиль влетел в кювет, где едва не перевернулся.
– Из машины! – вывалился наружу с автоматом Дим, а Петька мелькнул тенью по другую сторону.
Когда, изготовившись к бою, они выглянули из кювета, к машине бежали трое со шмайсерами и в черной униформе.
Навстречу им из руки Морозова вылетела «фенька»
[63], и в следующий момент грохнул взрыв, куда Дим всадил несколько коротких очередей.
Вслед за этим наступила тишина, на земле, остывая, дымились гильзы, а потом в леске чуть качнулись ветви.
– Прикрой! – заорал Петька, и под треск автомата старшины метнулся на ту сторону.
Еще через несколько минут все было кончено.
Вернувшийся Морозов сообщил, что пристрелил раненого пулеметчика, после чего они с Димом осмотрели подплывающие кровью трупы.
– Ты смотри, совсем пацаны, лет по шестнадцати, – удивился Дим, наклонившись над последним и вытаскивая у него из нагрудного кармана серый «зольдбух».
– Отто Крамер – прочел в нем. – Дивизия СС «Гитлерюгенд».
– Фашистские выкормыши, – нахмурился Петро. – Типа наших пионеров.
После этого Дим завел мотор, и машина с ревом выбралась на дорогу.
– А кузов он нам, гад, попортил, – похлопал по багажнику со строчкой пулевых отверстий Морозов, вслед за чем хлопнула дверца, и они завершили остаток пути. Теперь уже без приключений.
Разрушений в Кечкемете было намного меньше, как и людей, и друзья быстро проскочили в центр, где расспросили стоящую на перекрестке девушку-регулировщицу о госпитале.
– Два километра направо, – махнула она в сторону флажком. – А там кирпичный дом с башнями.
– Спасибо, красавица, – подмигнул ей Петька. – Давай Дим, трогай!
Здание оказалось чем-то вроде небольшого средневекового замка, с часами под стрельчатой крышей и двумя угловыми башенками. Подкатили к входу, у которого стояла пара крытых грузовиков и медицинский фургон, в который два пожилых санитара в халатах загружали носилки. Заглушив мотор и прихватив с собой вещмешок (бочонок решили пока оставить), разведчики вышли из машины и направились к санитарам.
– Бог в помощь, отцы, – поприветствовал их Дим. – Можно маленькую справку?
– И тебе не хворать, – обернулся один. – Отчего же? Можно.
– Здесь у нас приятель, Георгий Дорофеев. Несколько дней назад доставили из Будапешта.
– Тут много кого, сынок, – вздохнул санитар. – Разве всех упомнишь?
– Ростом повыше него, – кивнул Петька на рослого Дима. – И плечи – во! – Изобразил ширину руками.
– А ведь точно, был такой моряк, – вмешался второй. – Мы его с Кузьмой и двумя легкоранеными еле наверх подняли.
– Это точно, Жора! – обрадовались друзья. – Сейчас таких раз-два и обчелся. Штучная работа.
– Тогда двигайте прямо к начальнику госпиталя, – переглянулись старики. – У майора все списки.
Поблагодарив их и презентовав пачку сигарет, Дим с Петром бодро зашагали к входу.
Внутри на них пахнуло знакомыми запахами лекарств и карболки
[64], а пробегавшая по коридору медсестра с кипой бинтов, подсказала, где найти начальника.
Поднявшись по широкому маршу лестницы на второй этаж, в коридор которого выходили несколько дверей, а в оконной нише дымили двое парней в халатах и с костылями, моряки прошли в его конец, и Петька постучал костяшками пальцев в торцевую, с фанерной табличкой «Начальник госпиталя».
– Да-да, войдите, – глухо донеслось изнутри, и Дим потянул на себя медную скобу ручки.
Перед ними был небольшой кабинет, с засохшим фикусом и шторами на окнах, за столом которого сидел однорукий майор медслужбы с орденом Боевого красного Знамени на кителе и заполнял гору каких-то формуляров.
– Слушаю вас, – поднял он голову от бумаг. – Присаживайтесь.
Разведчики сели на два стоящих напротив стула и изложили суть вопроса.
– Так, – потянул к себе лежавший в стороне толстенный фолиант начальник и принялся листать страницы.
– Был такой, Дорофеев Георгий Иванович тысяча девятьсот двадцать первого года рождения, проникающее осколочное ранение в спину, – прочел запись. – Вчера отправлен во фронтовой госпиталь.
– Что, совсем плохо? – напряглись моряки, привставая.
– А вот этого сказать не могу, – закрыл фолиант майор. – Можете справиться у его лечащего врача Решетовой Марии Петровы. Она должна быть в процедурной.
– Спасибо, товарищ, майор. Разрешите идти?
– Идите.
– Ты видел, чего он заполнял? – оказавшись снаружи, тихо спросил Петька.
– Видел, – пробурчал Дим. – Справки о смерти.
Против ожидания, Решетова оказалась совсем молодой женщиной с грустными глазами, которая внимательно выслушав посетителей, сразу же их успокоила.
– Ранение тяжелое, но организм у вашего друга богатырский. Я думаю, что он поправится.
– Только почему во фронтовом, а не здесь? – осторожно поинтересовался Дим.
– У них есть специальное отделение по профилю таких ранений, – чуть улыбнулась врач. – Все будет хорошо, поверьте.
Когда спустившись вниз, ребята шли по коридору назад, дверь одной из палат отворилась, и в ней возник коренастый крепыш с забинтованной головой и рукой на перевязи, под халатом которого синела тельняшка.
– Привет, браток, – сказал Дим. – Ты никак из флотских?
– Похоже на то, – баюкая руку, поморщился тот. – Командир бронекатера, мичман Северин.
– А мы из 83-ей бригады, – солидно сказал Петро. – Небось, слыхал про такую?
– Я десантников с нее высаживал на Чепель.
– И здорово тебя? – кивнул Дим на повязки.
– Да не особо, – опять поморщился мичман. – Вот только рука мозжит, мочи нету. Нерв пулей задело.
– Ну, тогда держи, – сняв с плеча Морозова «сидор», поставил его перед раненым Дим. Это тебе с ребятами гостинец.
Когда они отъехали от госпиталя, Петька вспомнил про бочонок. Но возвращаться было недосуг, солнце клонилось к западу.
Испытывать судьбу моряки больше не стали и, выбравшись за город, пристроились в хвост следовавшей в сторону Будапешта какой-то части на «студебеккерах»
[65], с прицепленными к ним орудиями.
