– И мы тоже, – прошептали Олег с Васькой.
На следующий день, оставшись одни в овощном подвале, куда их отправили перебирать картошку (охранник прохаживался снаружи, греясь на осеннем солнышке), план тщательно обсудили, распределив роли. Дим брал на себя водителя грузовика и управление им, остальные должны были локализовать охрану. Сигналом к нападению служил возглас старшины «Майна!»
[104], а днем побега назначалась очередная пятница. К слову, разгружать машину, обычно заставляли моряков как вновь прибывших, что теперь было им весьма на руку.
В пятницу машина не пришла. Вместо нее к пищеблоку подкатили две тяжело груженые подводы.
– А где же «студер»? – поинтересовался Олег у одного из солдат-возниц, взваливая на горб очередной мешок с крупою.
– Сломался мериканец, – лаконично ответил тот, оправляя на лошади хомут. – Ну, стоять, Орлик!
Моряки помрачнели.
– А если это надолго? – утер Зорень с лица пот, когда разгрузив подводы, они сделали короткий перерыв, усевшись на корточки сбоку от входа.
– Будем ждать, – жестко ответил Дим. – Айда работать.
Не появился грузовик и в понедельник (план рушился на глазах), а по тюрьме прошел слух о готовящемся этапе.
– Вот тебе и подорвали, – тихо шипел от злости Васька.
– Одно слово – непруха, – кусал губы Олег. Дим с Зоренем молчали.
А в среду, когда перемыв лагуны в подсобке, они пустили по кругу цигарку, снаружи заурчал мотор, и сердца четверки гулко забились.
– Эй, флотские, кончай филонить! – заорал из зала старший нарядчик. – Быстро на разгрузку!
– Ну, погнали наши городских, – отвердел скулами Дим, первым направившись к выходу.
У стоявшего метрах в пяти от него с тихо работавшим двигателем «студебеккера» молча расхаживал сержант-водитель и постукивал сапогом по баллонам.
– Живей! – обернулся к заключенным. – У меня мало времени!
– Айн момент, начальник! – весело отозвался Олег, после чего они с Васькой открыли задний борт и ловко забрались в кузов.
Дим с Зоренем стали принимать ящики и мешки, таская их в пищеблок, а два нестроевого вида охранника, подойдя к шоферу, стали обмениваться с ним новостями.
– Эй, начальники, тут в кузове дохлая собака! – подойдя с Зоренем в очередной раз к борту, высунулся из-за него Дим.
– Какая на хрен собака? – обернулись все трое. – Откуда?
– А я знаю? – пожал плечами тот. – Взгляните сами.
Как только вся тройка подошла к борту и сунула головы в полумрак тента, Дим скомандовал «Майна!»
Охранники сразу же получили сверху по мозгам и, суча ногами, исчезли, а они с Зоренем придушили шофера.
– Быстро в кабину, – опуская бесчувственное тело вниз, прошипел Дим, вслед за чем с ее обеих сторон хлопнули дверцы.
– Ну, родная, не подведи! – цапнув руль, сжал зубы старшина, выжимая сцепление.
Набирая скорость, четырехтонная махина покатила к воротам, спустя пару секунд выбила их и, взревев мотором, в грохоте железа выпрыгнула наружу.
– Давай курс! – врубил очередную передачу Дим, прибавляя газу.
– Жми к церкви! – заорал, подпрыгивая на сиденье, Зорень.
Перед глазами крутанулись несколько полуразрушенных домов (автомобиль пошел юзом), а потом выровнялся и запрыгал по колдобинам в сторону краснеющего впереди храма. В зеркале заднего вида мелькнули выброшенные из кузова тела охранников, один из которых тут же вскочил и захромал к напарнику. Когда церковь осталась позади, ученик Макаренко, блестя глазами, приказал свернуть направо, после чего машина запетляла среди развалин. Минут через десять они вырвалась на окраину, за которой к далекому горизонту уходила степь и редкие, с багряной листвой перелески.
– Сейчас вон к той развилке, – ткнул пальцем в лопнувшее стекло Зорень. – Дорога, что пошире, на Чугуев. До него тридцать километров.
– Добро, – сбросив ход, вывернул Дим баранку. Под колесами загудел грейдер, стрелка спидометра снова поползла вправо.
Практически на всей протяженности дорога была пустынна. Изредка навстречу мелькали пустые и груженые полуторки, запряженные тощими клячами телеги, а раз, гудя мощным мотором, начальственно проплыл «ЗИС».
Ландшафт между тем менялся. Теперь вместо равнины, в которой порой угадывались села, к обочинам все ближе подступали деревья, а примерно с середины пути равнина стала перемежаться холмами и долинами, покрытыми хвойными и смешанными лесами.
– А я думал, что здесь кругом степь, – взглянул на Зореня Дим. – Выходит, ошибся.
– Выходит, – согласился тот. – А теперь давай рули вон на ту грунтовку.
В сотне метрах справа просматривалась едва приметная, поросшая бурьяном дорога. Дим свернул с грейдера, и грузовик, подскакивая на рытвинах, завилял вдоль кромки уходящего полого вниз соснового бора. В его конце тот пересекался светлой неглубокой речкой.
– Форсируй и сразу направо, в кусты, – высунулся из окна Зорень. – Мы почти на месте.
«Студебеккер», вздымая водяные усы, легко преодолел водную, с галечным дном преграду, сделал плавный поворот и въехал в узкий просвет зарослей молодого осинника.
– Глушить? – покосился на приятеля Дим.
– Ага, – улыбнулся бортстрелок и выпрыгнул из кабины.
– Вылазь, кореша! – гулко постучал по борту. – Приплыли!
– Гуп, гуп, – отозвалось сзади, вслед за чем на свет появились Олег с Васькой.
Первый держал в руке наган, настороженно озираясь, а второй, запихав свой за пояс, грыз хлебную горбушку.
– Молодец, Васек, не теряет время даром, – обернулся Зорень к вылезшему из-за руля Диму.
– Молодец, – кивнул старшина. – Пора и нам подрубать. Заработали.
Чуть позже, усевшись на разостланном на траве брезенте, беглецы отдавали дань оставшимся в кузове продуктам. А осталось там немало. Три лотка свежего ржаного хлеба, несколько мешков с сечкой и перловкой, два бочонка лярда
[105], соль в пачках и тюк плиточного чая. А помимо этого три картонных коробки со «вторым фронтом», макаронами и сахаром для офицерской столовой.
– Да, – намазывая финкой Дима очередной ломоть хлеба пахучей тушенкой, икнул Васька от непривычной сытости. – Оружие, транспорт и жратва у нас есть. Можно подаваться в Робин Гуды.
– Молчи уж, Робин Гуд, – осадил его Олег. – Сейчас вся областная НКВД на рогах, найдут и кранты нам. Пиши пропало.
– Нескольких гадов все равно положим, – хлопнул по рубчатой рукоятке за поясом Олег. – Лично я не сдамся.
