Так в его душе снова затеплилась любовь, когда-то оборванная войною.
Постепенно она перешла в большое чувство, на которое Ольга ответила взаимностью, и спустя месяц молодые люди расписались в ЗАГСе.
Было веселое застолье с друзьями в новом доме, шампанское, цветы, тосты и крики «Горько!». Друзья подарили молодым шикарную радиолу «Ленинград» с набором пластинок, а начальство дало три дня отпуска. Отпуск, прихватив собой Юнгу, чета Вавиловых провела в палатке у горного озера Сугомак. Его берега дышали негой и покоем, в окружающих лесах август золотил первые листья, а по утрам на траву падали медовые росы. Жизнь была прекрасной и удивительной.
Глава 9. В стране Лимонии
Я помню тот Ванинский порт, и рёв пароходов угрюмый. Как шли мы по трапу на борт, в холодные мрачные трюмы. На море спускался туман, ревела стихия морская. Лежал впереди Магадан, Столица Колымского края…
Из старой лагерной песни.
Новый, 1950-й, страна встречала новыми трудовыми победами.
За истекшее время было восстановлено, построено и введено в действие более шести тысяч крупных промышленных предприятий – в их числе Днепрогэс, металлургия, заводы юга и шахты Донбасса. Уровень производства достиг довоенных показателей и рос как на дрожжах. Из пепла возрождались города, строились новые посёлки, села и деревни. В пику агрессивному империализму Советский Союз обзавелся собственной атомной бомбой.
Шел в ногу с жизнью и Дим. Уже полгода он работал заместителем директора автобазы по эксплуатации, дом был полной чашей, а коллеги и подчиненные уважительно называли его Михалычем. Ольга, закончив по настоянию мужа техникум, стала мастером смены, и чета Вавиловых заняла достойное место в городе. В дни революционных праздников она шла в знаменных рядах строителей светлого будущего, по выходным принимала гостей или отправлялась в походы, а также, повышая свой культурный уровень, регулярно выезжала в областной центр, где посещала областной драмтеатр и филармонию.
Всесоюзная же стройка шла полным ходом. На южном берегу озера Кызыл-Таш заработал первый промышленный объект комбината, на Иртяше как грибы росли дома будущего города.
Промзону вскоре посетил Лаврентий Берия, после чего она была обнесена забором из колючей проволоки, а на ведущих туда дорогах возникли армейские КПП, что вызвало у Дима смутное беспокойство.
Как-то вечером, гоняя радиолу по разным частотам в поисках новомодного джаза, который часто звучал на зарубежных станциях, он наткнулся на «Голос Америки» и обеспокоился еще больше.
Русскоязычный диктор вещал о Кыштыме. Что, мол, вблизи него большевиками возводится секретный атомный объект. Начальник строительства – генерал-лейтенант Царевский, его заместитель – генерал-лейтенант Раппопорт. И так далее. Вплоть до прорабов. Затем голос забили помехи и он исчез. Как не было.
– Твою мать, – в сердцах выругался «Вавилов», после выключил приемник и задумался. Дело пахло керосином.
Секретный атомный объект предопределял режимность, что было чревато проверками всех, кто там работал. Рано или поздно его разоблачат, а посему следовало «делать ноги».
– А может, и нет, – подумал Дим. – Погляжу пока, а там будет видно.
Ошибся.
В один из вьюжных февральских вечеров, когда задержавшись на работе, он оформлял наряды, в кабинет постучали, а потом зашли трое.
Первый, в мерлушковой шапке и кожаном реглане, шагнув к столу, ткнул Диму в нос малиновее удостоверение:
– Майор госбезопасности Шнайдер. Вы арестованы!
А остальные, скользнув с двух сторон и уцепив за локти, профессионально обыскали.
– Да вы что, товарищи?! – изобразил негодование Дим. – Я замдиректора Вавилов. Это какая-то ошибка!
– Знаем, какой ты Вавилов, – процедил Шнайдер. – Выводите.
За дверью ждали еще двое с хмурыми лицами, а во дворе – черный «ЗИМ», тихо работавший мотором.
Чуть позже в одном из кабинетов городского отдела МГБ
[143] арестованный в наручниках стоял перед сидевшим напротив подполковником (он представился следователем Серебряковым), а тот пристально его разглядывал. У зашторенного окна, сбоку, на диване пристроился второй, в чине капитана.
– Так говоришь – «Вавилов»? – пыхнув «Герцеговиной флор», забарабанил пальцами по столу подполковник.
– Ну да, – кивнул головой Дим. – Уроженец деревни Гусево, Тверской области.
– А что скажешь на это? – извлек из лежащей перед ним папки Серебряков фотографию и продемонстрировал ее Диму.
Она была из семейного альбома Вонлярских.
А потом следователь перечислили всю его родню, до пятого колена. Монолог свой закончил укоризной:
– Ты, Вонлярский, не просто один ушел. Ты с собой троих увел. Они на Печоре уже давно свой срок досиживают. А мы тебя по всему Союзу, считай, пять лет искали. Даже в Польше и Венгрии шарили. А еще думали – может, в американскую зону ушел. Знаешь, сколько денег на твой розыск государство потратило?
Тут подполковнику и капитан подтявкнул:
– Ты ведь не от немцев, не от американцев. Ты от советских людей ушел. Да как ловко…
– А ты, капитан, в его личное дело загляни, – бросил коллеге подполковник. – Он же всю войну сначала в парашютистах, а потом в разведке морской пехоты. Диверсионную подготовку имеет.
«Горбатого лепить» с такими знатоками было, конечно, глупо. И «Вавилов» не без облегчения скинул с себя личину, снова превратившись в Дмитрия Дмитриевича Вонлярского.
– Ну что мне? – саркастически усмехнулся он. – Я ж Уголовный кодекс знаю. Мне за побег светит от двух до трех лет. К тому, что было.
А следователи в ответ аж залоснились.
– Э, нет, гражданин «Вавилов». Отстали вы от нашей социалистической действительности. «Червончик» вам полагается. И статья ваша – пятьдесят восьмая, пункт четырнадцать – «контрреволюционный саботаж».
У Дима от обиды даже скулы свело. «Контрреволюционный саботаж»! Ему, который на фронте…
– Так ты же в советской тюрьме сидеть отказываешься! – снизошел до объяснения Серебряков. – Уже давно постановление вышло: побег – акция антисоветская и карается десятью годами лишения.
Судили «контрреволюционера» в областном центре.
А за неделю до процесса разрешили свидание с женой. В следственном изоляторе. Вся в слезах, та сообщила, что от нее требуют осудить мужа и отречься от него. Как от врага народа.
– Прости меня, Оля, – глядя ей в глаза, сказал Дим. – Что не рассказал тебе всего. А что я не враг, ты знаешь. Но сделай, как они сказали.
– А как потом жить? Ведь это подло!
– Ты молодая, начнешь все сначала – отвел глаза Дим и опустил голову.
