– Тут всякой твари по паре, – ответил Сашка, подзывая официанта.
– Чего желаете? – подлетел к нему моложавый хлыщ. – Имеются свежая семга, телятина и зелень, из горячительного коньяк, водка и шампанское.
– Графин водки, – просмотрел меню Перельман, – селедку и отбивные по-киевски.
– Слушаюсь, – пропел хлыщ и упорхнул в сторону кухни.
Первой помянули ребят и навалились на еду. Затем лейтенант набулькал по второй, и они со старшиной выпили за встречу.
– Я-то, похоже, отвоевал, – кивнул на руку Перельман. – А ты, Димыч, береги себя, если сможешь.
– Здесь, Санек, как получится – тряхнул чубом старшина. – Давай за победу.
Выпили и обернулись на громкий мат, прозвучавший от соседнего столика. Там гуляла компания из двух крепких парней и пары размалеванных девиц в крепдешинах
[16].
– Полегче! – бросил им Дим. – Здесь вам не малина.
– Чего-чего? – поднялся со своего места, один. – Ах ты, сука!
В ответ старшина молча встал, опираясь на трость, шагнул к компании и врезал парню в ухо. Тот обрушился на пол, а девицы оглушительно завизжали.
– Зарежу, падла, – прошипел второй, и в его руке блеснула финка.
– Сидеть! – рявкнул Перельман. В лоб тому, с финкой, уставился черный глазок пистолета.
Через пару минут появился милицейский наряд (всем приказали оставаться на местах), и у сторон проверили документы.
– Так, товарищи, к вам вопросов нет, – вернул их фронтовикам пожилой капитан, – а всю эту братию, – приказал он сержантам с автоматами, – в участок.
– И много такой швали в Москве? – проводил взглядом уводимых Дим.
– Хватает, – кивнул Сашка. На следующий день, простившись с дядей, старшина убыл к месту лечения. Из госпиталя он выписался осенью 42-го, и начальник пехотного училища, в котором служила мама, сделал предложение. Включить в число свежеиспеченных лейтенантов.
Дмитрий ответил по-флотски коротко:
– В пехоту не пойду!
– Останешься здесь, преподавателем, – напирал начальник.
– Спасибо. Не надо.
И, получив направление, уехал в город Поти, в полуэкипаж Черноморского флота, где вновь прибывших моряков, согласно заявкам командования и с учетом специальности, отправляли на корабли и в береговые части.
Здесь же Дим случайно узнал, что весь офицерский выпуск училища, в которое его «сватали», погиб по дороге в Сталинград. Эшелон разбомбила немецкая авиация.
Глава 3. В парашютно-десантном батальоне
…По предварительным данным, нашими войсками на Орловско-Курском и Белгородском направлениях за день боёв подбито и уничтожено 586 немецких танков, в воздушных боях и зенитной артиллерией сбито 203 самолёта противника…».
Из оперативных сводок Совинформбюро от 5 июля 1943 года.
Крейсер «Молотов», на который был направлен старшина первой статьи Вонлярский, вошел в состав флота в июне 41-го и был одним из новейших кораблей своего класса. Спущенный со стапелей Николаевского завода два года назад, он имел мощное артиллерийское вооружение, высокую скорость плавания и хорошо сработавшийся экипаж, состоящий из 863 офицеров, старшин и матросов.
Хлебнувший под Москвой лиха, Дим попал почти в мирную обстановку. Служба на корабле напоминала учебный отряд – с утренней побудкой, боевой учебой и вахтами. Корабли подобного ранга в открытое море выходили редко. Враг доминировал на воде и в воздухе. И командование флота их берегло, укрывая в порту Поти за двойным боновым заграждением. Впрочем, когда поступал приказ, крейсер вытягивался на внешний рейд и, следуя вдоль побережья, поддерживал орудийным огнем ведущие там бои наши части.
Мощные залпы сотрясали корпус, от боевой работы кипела кровь, а потом следовала дробь «отбой», и все кончалось. «Молотов» возвращался на базу до очередного выхода.
От столь размеренной службы командир рулевых сигнальщиков Вонлярский заскучал и стал украшать себя наколками. Первая, на морскую тематику, появилась еще в училище, а теперь мускулистый торс старшины украсился изображениями военно-морского флага, боевого корабля и якорей со штурвалом. Венцом же столь живописной композиции явился вольно парящий на спине Дима ангел в бескозырке.
– Он будет приносить тебе удачу, – довольно оглядев свою работу, заявил служащий по пятому году комендор и по совместительству корабельный художник Сашка Талалаев.
И ангел не подвел.
Спустя неделю, просматривая флотскую газету, Вонлярский обнаружил в ней короткую заметку о наборе в специальное подразделение – парашютно-десантный батальон ВВС Черноморского флота. По прошествии многих лет один из его организаторов, адмирал Азаров, признался: «Отбирая ребят в этот десантный батальон, мы знали, что все они смертники».
Но Диму об этом было неизвестно. Да и в противном случае он бы все равно не отказался. Уж очень манили славные дела парашютистов. Об одном таком славном деле старшина знал и восхищался смелостью участников.
Десантировавшись средь бела на фашистский аэродром под Майкопом, моряки из ПДБ перебили охрану с летчиками, сожгли все самолеты, пункт управления и узел связи, а заодно взорвали хранилища с горючим и боеприпасами.
Затем отошли в горы к партизанам, откуда были вывезены к месту постоянной дислокации, в селение Дзомби под Тбилиси. Вот там Дим и решил продолжить войну, записавшись в добровольцы. Но прибыл на место, как говорят «к шапочному разбору». Набор в спецподразделение был окончен.
Однако сдаваться старшина не собирался. Кто-то подсказал ему: «Вон идет комбат, гвардии майор Орлов, поговори с ним». Дим вырос перед офицером как из-под земли.
– Товарищ гвардии майор! Гвардии старшина первой статьи Вонлярский! Разрешите обратиться!
– Обращайтесь, – сухо разрешил комбат. – Только покороче.
– Хочу служить в вашем подразделении. Но немного опоздал, – доложил Дим. – Может, все-таки возьмете?
Рослый, явно недюжинной силы майор хмуро оглядел старшину.
– Медицинская комиссия работу закончила. Ничем помочь не могу. Идите в штаб, там вам оформят документы туда, откуда прибыли.
– Я уже прыгал с парашютом и к тому же боксер-разрядник, – выдал свой последний козырь Дим. – Очень прошу, возьмите.
– Вот как? – приподнял бровь командир. – Уточните.
– Боксом занимался в Москве, в обществе «Динамо», а парашютным спортом в ЦПКО имени Горького.
Помимо ряда замечательных качеств, майор отличался чутьем на профпригодность и человеческую надежность тех, кто претендовал на службу в его специфическом хозяйстве. Обычно, двигаясь вдоль строя кандидатов, Орлов негромко командовал:
