– Героя России мне не надо! – поблагодарив за заботу, встал на дыбки Дим Димыч. – Тогда другая страна была, другая Родина. Я ее сын и ее защищал!
Сказал, а сам про себя тут же подумал:
– Где она теперь? В каком измерении?
И ведь что характерно: новая Россия в лице ее исполнительных и законодательных органов ни на ходатайство, ни на сам исторический вопрос не откликнулась. Зато живо среагировал нелегитимный, но, в отличие от легитимных, постоянно действующий Президиум Съезда народных депутатов СССР. Указ этого бессмертного депутатского гарнизона под командованием Сажи Умалатовой гласил: «За героизм и мужество, проявленные в годы Великой Отечественной войны присвоить Вонлярскому Дмитрию Дмитриевичу звание Герой Советского Союза».
Потом эти награждения ошельмовали (стали появляться псевдогерои, купившие это высокое звание у мошенников за немалые суммы). Но факт остается фактом. И сбылась давняя мечта Вонлярского. Встретить пятьдесят пятую годовщину Победы той великой и страшной войны в парадном строю на Красной площади. И встретил, плечом к плечу с другими. В общем-то чудом дожившими до этого торжества фронтовиками-ветеранами.
Кстати, ту Звезду Димыч больше не надевал. Не за нее сражался. За Родину.
А затем потекли будни. По утрам, выпив чаю с заваренным Лидой чабрецом и перекусив, он заводил старенькую «шестерку» в гараже, после чего уезжал на ней прирабатывать у вокзалов; вечером ставил ее на место, ужинал и смотрел телеящик.
В выходные к Вонлярским нередко заходили приятели из Совета ветеранов, навещали взрослые и давно жившие своими семьями дети с внучкой, а порой навещали досужие журналисты – тема войны опять становилась модной.
Новые фильмы о ней Димыч смотрел редко – те же «мыльные оперы». Героические, мудрого вида генералы и адмиралы; упитанные, обвешанные боевыми наградами, мордастые офицеры с солдатами и их без исключения смазливые, цицястые и жопатые боевые подруги. Да и искажалось все с точностью до наоборот, как в том же «Штрафбате» или «Сволочах».
– Что делают, подлецы, горько, – улыбался он, увидев очередной «шедевр». – Оказывается, у нас фронт держали штрафники, а диверсионные группы в тыл немцам забрасывали из пацанов-беспризорников.
В это время старый солдат близко сошелся с адмиралом Штыровым. Тот как раз и был из них, потерявший в самом начале войны родителей. Но в отличие от кино, властями был определен в нахимовцы, после закончил военно-морское училище и командовал подводной лодкой, а после по линии ГРУ
[173] возглавлял разведку Тихоокеанского флота. Оба собирались навестить Дальний восток. Перелет адмирал брал на себя. На военно-транспортном самолете. А там навестить солнечный Магадан. Где Штыров начинал службу, а Вонлярский ее «продолжал». В лагерях Гулага.
Но не пришлось. С Димычем случилось несчастье.
В ту зиму стояли изрядные холода. Москва парила трубами котельных и выхлопами машин, градус термометров перевалил за двадцать. А наутро Димыч подрядился отвезти чету младших Вонлярских в аэропорт. У тех была недельная путевка в санаторий. И пока они, добравшись к ним с Лидой на трамвае, отходили от мороза, прихлебывая чай, Димыч отправился в гараж завести «шестерку» и подать ее к подъезду. Двигатель несколько раз «брал», потом чихал и не заводился, чтобы опытный шофер ни делал. Время же неуклонно поджимало.
Тогда, закрыв капот и чертыхнувшись, он уцепил авто снизу за бампер, приподнял и, наливаясь кровью, вытащил из гаража, надеясь завести его «с наката».
Опустил. Сделал шаг в сторону, и в голове полыхнуло…
Пришел в себя старый солдат на больничной койке.
Вверху, на белом потолке, сонно жужжал фреон ламп, на торс были пришпилены какие-то проводки и трубки, рядом на стуле, уронив голову на грудь, тихо дышала Лида.
– Где я… – прохрипел он, и жена встрепенулась.
– Слава Богу, очнулся, – прошептала она, после чего заплакала.
– Не надо, прошу тебя, – с трудом приподняв свою руку, положил Димыч ее на Лидину.
Та кивнула, вытерла платочком глаза и шепотом рассказала следующее. С мужем случился обширный инсульт, и он находится в реанимации.
– Врачи сказал готовиться к худшему, – снова всхлипнула она. – А ты пришел в себя, не иначе Бог спас, мы все ездили в храм и молились.
– Скорее, ангел, – бледно улыбнулся Димыч. – Который на мне. Хранитель.
– Может и так, – поправила подушку жена, а затем дверь палаты открылась и вошел пожилой мужчина в белой шапочке и халате. Брови у него поползли вверх, он бегло скользнул взглядом по каким-то приборам, украшающим палату, а потом наклонился к пациенту.
– Поздравляю, Дмитрий Дмитриевич. Вы вернулись с того света. И откровенно скажу, мы уж не надеялись. Уникальный случай.
– Не впервой, – прошелестело в ответ. – Можно мне водички?..
Спустя несколько дней Вонлярского перевели в обычную палату. Его соседом оказался убеленный сединами полковник-фронтовик с пулевым ранением в область сердца.
– Случайный выстрел? – поинтересовался Димыч при знакомстве.
– Да нет, это я себя сам, – нахмурился отставник. – Из наградного «вальтера».
– Что так?
– Жить не хочу в этом бардаке, – скрипнул зубами тот. – Что сделали со страной, суки! – Отвернулся к стенке.
– Это ты, браток, зря, – помолчал с минуту старшина. – Не для того мы фашистам хребет сломали, чтобы стреляться.
Ответом было молчание.
Потом Димыча навестили друзья из Совета ветеранов во главе с близким другом Августом Бачинским, а далее была выписка. С рекомендацией пройти реабилитацию в военном санатории Архангельское, куда Вонлярскому выписали направление. Когда же его доставили туда, у руководства возник вопрос – кто будет платить? Реабилитация дело дорогое и хлопотное. Вмешался генерал армии Варенников. Участник Великой Отечественной войны и Герой Советского Союза, а в то время депутат Государственной Думы по делам ветеранов и известный политик, Валентин Иванович лично знал Вонлярского. Он позвонил начальнику санатория и разъяснил, что и как. Вопросов не поступило.
Через месяц на своих ногах Димыч вернулся из военного санатория. Но была сила ушла вместе со здоровьем. Он быстро уставал, на прогулки в близлежащий сквер выходил в сопровождении Лидии Александровны.
– Ничего, Лидушка, – говорил, опираясь на ее руку. – Еще не вечер. Мы все выдюжим.
Потеряв здоровье, твердости духа старый солдат не потерял. По-прежнему оставаясь бодрым и коммуникабельным. Теперь он общался с друзьями по телефону, те не забывали Вонлярских и регулярно навещали.
В один из светлых июньских вечеров, когда Димыч сидел в кресле перед открытым окном, а Лида читала ему мемуары Жукова (стало подводить зрение), позвонил адмирал Штыров. Из Замоскворечья.
