Зато Дарькин поставил в клубе свою яхту. Кто откажется квартировать с его высокопревосходительством? У Ермакова набралась сотня постояльцев.
Солнце пекло, и мы переместились под навес. Командору беспрестанно звонили.
Сначала вступали водопроводные трубы, дававшие развязное «тум, пум-пум, тум-пурурурум», а за ними вдыхал Армстронг, засыпая в глотку песок, и выдыхал наждачное: «Oh, yeah, baby, I love you!»
Командору нравился этот рык, и он не спешил вытаскивать телефон из нагрудного кармана: «Яша, я перезвоню!»
Вместе со стоянкой Ермаков заложил проект мечты — купил яхты для детей и набрал первый призыв в спортшколу. Лодки назвал «Диско», «Танго», «Браво», «Аккорд», «Рок-н-ролл» и так далее. Детям бесплатно, тренерам — зарплата.
Произнеся это слово, Ермаков вздохнул и раскрыл альтернативные источники. «Пишу письма постояльцам. Мол, помогите. А дети разносят. Если знаю, что кто-то с деньгами, прошу две-три тысячи — баксов. Потом дети докладывают. Кто пожертвовал, кто нет — все знают, у нас благотворительный фонд при клубе. Вот попросил у одного две тысячи, а он дает одну. Потом свистит, что хочет построить яхту на Тайване — на пятьсот тыщ. Я звоню ему и говорю: Петя, знаю, у тебя с деньгами тяжело, так что иди стой в бухту Улисс, там дешевле. Он: почему?! Ну, знаю, у тебя нет даже двух тысяч…»
В иллюминатор просунулась седая голова. Ермаков показал на дверь. Голова заглянула в проем: «Завтра с кем идешь?» — «Не знаю пока, а что?» — Тут пацан к тебе просится». — «Давай пацана».
На палубу спрыгнул шкет в драной майке. Чего хочешь?» Шкет воспроизвел что-то типа «Дяденька, возьмите с собой, я буду хорошо себя вести». Командор сгенерировал подозрительный взгляд. «Чего умеешь?» Тот что-то замямлил. «На шкотах стоять научили?» — «Угу». — «Подруливать сможешь?» — «Ммм, наверное, да». — «Наверное или да?» — «Да». — «Тогда к восьми».
Назавтра стартовала регата в заливе.
Своих сыновей Ермаков натренировал до мастеров спорта. Сын Илья знал, чем соблазнить отца, и подговорил купить лодку «49 er». Для яхтсмена класс «49er» то же, что для гонщика «Формула-1». Парусность такая, что лодка мчит со скоростью авто.
Илье с напарником разрешили представлять Россию на чемпионате мира. Год они готовились в Австралии, Новой Зеландии, Америке. А потом приехали на чемпионат и обломались — напарник захворал, пришлось сняться.
Живописуя гонки, Ермаков возбудился и начал орать: «Они двинутые, вообще, еще прогремят, точно тебе говорю!» В телефон безответно ломился Яша. «Гонялись, короче, на юге Флориды. Шикарная регата, первый грейд. Собрали команду, прилетели туда. Пару человек взяли — наших пацанов знакомых, там живут, яхтсмены. Взяли яхту двадцатифутовую. У Ильи, блин, азарт за гранью! “Пап, рокенролить надо! Спинакер ставь!” Свистит так, что мама дорогая, и я говорю, слышь ты, мастер спорта, гад, мачту утратим, а мне эту мачту, “восьмерку”, опять заказывать, я угреюсь…»
Днем позже про Ермакова рассказали такую легенду. Когда он занимался «Адмиралами», иногда, как выразился собеседник, грешил. Якобы случались конфликты интересов, в том числе вооруженные. Не ужас-ужас, но сцены, достойные фильма «Бумер». И то, что Ермаков сейчас занимается детским клубом, — искупление тех грехов.
Сразу вспомнилось из его пассажа о губернаторе: «Мы и раньше были знакомы, как говорится».
Весь город знает, кем был губернатор, прежде чем поклялся блюсти интересы граждан. Во Владивостоке о нем чаще вспоминают как о Сереге Шепелявом, «бухгалтере» преступной группировки, а не как о владельце рыболовецкой флотилии, банка и комбината «Приморская соя».
Я не знал, как отнестись к такой версии прошлого Ермакова. Как уже говорилось, во Владивостоке каждый взрослый мужчина так или иначе касался двух занятий — торговли праворукими машинами и бандитизма. Если человек машинами не торговал, а с губернатором водил знакомство, то да, наверное, мог участвовать в вооруженных конфликтах.
Но все-таки одна черта отличала командора от «шепелявых». Он бился за мечту, а не за цацки. Когда закрылся клуб тихоокеанского пароходства, ему захотелось сделать новую школу и команду, и он сделал. Кроме этого, на нем висит Федерация парусного спорта Приморского края. Яхтсмены знают ее как одну из самых независимых в стране. За все домашние гонки и гостевые регаты Ермаков платит из своего кармана. Остальные, как правило, сидят на дотациях.
Ермаков ценит независимость. Два года назад со стороны Кремля яхтсменам присоветовали нового главу федерации — Дмитрия Зеленина, тверского губернатора. Лишь один вице-президент возмутился и до последнего поддерживал прежнего главу Александра Котенкова — Ермаков. Остальные взяли под козырек.
История обошлась без крови: Зеленин не стал интриговать против командора. Победителем премии «Яхтсмен года — 2009» избрали детскую школу «Семь футов» — признав лучшей в стране. Сайт федерации рапортовал: «За вклад в развитие парусного спорта награжден Михаил Ермаков. Парусный стаж — сорок четыре года, при его участии ежегодно проводится более сорока соревнований. Виски The Macallan подготовило победителю приз».
Как-то раз я произвел частотный анализ оценок периода 90-х годов — на основе взятых у предпринимателей интервью. Информанты выражались по-всякому, но в лидеры выбилось предсказуемое — говоримое после какой-нибудь жуткой истории, со вздохом — «такое время было».
Время давило желание Ермакова, Анисимова и Аси Еутых заниматься своим предназначением, намекало, что существовать достойно в их ремесле не получится. Им приходилось идти на компромиссы, но в конце концов они победили.
Время не позволило им сделать не то что инновационный, а сколько-нибудь тонко настроенный бизнес, но свои сражения они выиграли.
Логистика доставила Ермакову мечту. Работая по законам бандитского времени, он оплатил себе и парням из спортшколы билет хоть в Аргентину. Я не судья командору.
Когда Ермаков показывал нам нутренности «Шкипера Гека», стукнулся головой о табличку с надписью по-английски: «Грязные старые чуваки тоже нуждаются в любви». В ресторане он поцеловал еще пару официанток. Потом упал в плетеное кресло. «Особого бизнеса тут нет. Зато детей море воспитывает. Наркотики там, водяра — этой муйни в их жизни нет».
Его взгляд несколько водевильно затуманился, устремившись в Амурский залив. Фотограф пошутил: «Жизнь удалась!» Ермаков поерзал: «Жизнь? Ну, жизнь… Вон, сделаю еще маяк на молу, как старый капитан завещал, и…»
Вдруг он схватился рукою за сердце. Мы вскочили.
Под ладонью его что-то зашевелилось, зажужжало, затрепыхалось, бухту огласили бесстыжие трубы, раздался песочный вздох, и рубашка проорала: «Oh, yeah, baby, I love you!»
КОРАБЛИК И БЕТОН
Первое, что увидел мальчик, — лист бумаги с голубоватыми пятнами, который изрезанными краями напоминал лист крапивы. Так мальчику казалось потом, а пока он лежал и всматривался в прожилки и островки зелени среди фирновых полей и глетчеров
[29].
