– Какой красавец! Не верблюд, а гора какая-то!
– Это Яшка. Он самый спокойный и самый опытный.
Яша рос отдельно от стада, среди людей, поэтому одомашнился и многое может. На нем возят воду, запрягают в телегу. Он самый безопасный для прогулок.
– Это будет твой верблюд, – сказал мне Сарсынбай.
Мы пошли внутрь загона. У самого входа лежал еще один большой лохматый верблюд. Громадное животное выглядело неухоженным.
– Это и есть Атаман, вожак каравана, – представил его Сарсынбай.
Атаман, услышав свое имя, издал недовольный хриплый звук, напоминающий рев медведя.
– Грозен!
– На то он и Атаман!
Внутри загона соседствовали верблюды, лошади, коровы, овцы и собаки. Верблюдов кормили лучше всех, им предстоял длинный путь.
Сарсынбая беспокоило, что у верблюдов нет попон.
– Их густая шерсть сойдет весной, а под ней обнажится оголенная тонкая кожа, новая шерсть не сразу нарастет. Если во время похода пойдет дождь, верблюды могут остыть и заболеть.
– Во время майских дождей не все верблюды выживают, – заметил стоящий рядом Алят, молодой помощник Сарсынбая.
– Мы уже заказали попоны, – успокоил Федор.
Сарсынбай приподнял шерсть верблюда на сгибе передней ноги и предложил потрогать кожу. Она была нежной и горячей, как у младенца.
Болезненная операция
Будущие участники каравана слишком худы. У всех у них, кроме Атамана, лежали горбы. Все из-за того, что верблюды, свободно пасущиеся в стаде и попадающие в неволю, испытывают такой тяжелый стресс, что теряют порой до половины своего веса. При этом верблюды, попадающие в караван, должны перенести болезненную операцию: им делают прокол в области между носом и губами.
В отличие от лошади, которой можно управлять при помощи уздечки, верблюд, долго проживший на воле, не подчинится такому способу управления. Своей могучей шеей, достающей до горбов, он способен не только сбросить, но и покалечить наездника. Поэтому нужны поводья, проходящие через отверстие между носом и губами. Только испытав от действий человека боль и страх, верблюд способен подчиняться человеческой воле. Так принято у всех погонщиков, и им нужно доверять.
Отверстие делается острым ножом. Операция тяжела не только для верблюда, но и для людей, которые ее осуществляют. Им тяжело слушать, как ревет связанный верблюд, как он громко стонет. Проколотое отверстие долго кровоточит и заживает очень медленно – почти год.
Атаману, которого очень жалели, прокол сделали позже, чем всем верблюдам нашего каравана. Его привезли к Сарсынбаю с другой фермы, где он жил среди людей и имел ласковую кличку Малыш. Этот грозный Малыш сотрясал ревом воздух всего «Полынного».
Я еще только узнавала своего верблюда. Яшка демонстрировал свои повадки. Он иногда подходил слишком близко к каравану и начинал прижиматься к другим верблюдам. Больше всего он любил так общаться с третьим в караване спокойным и покладистым Борисом.
Иногда Яшка увлекался и забегал вперед Атамана. Вожак недовольно косился на него. Но чаще всего Яшка убегал в конец каравана. Он оказался очень пугливым – боялся целлофана, белой бумаги, костей животных, незнакомых ему пышных растений, больших камней и кусков железа. Видя незнакомые предметы в степи, он останавливался, ожидал последнего верблюда в караване и пристраивался сзади него.
– Ну как тебе на верблюде? – спросил Сарсынбай.
– Очень нравится. Только почему Яша такой пугливый?
– Это он с детства такой. С ним беда случилась, когда он еще совсем маленьким был.
Верблюдица, когда рожает, обычно уходит от стада и людей километров за семь в барханы
[108]. Потом пастухи находят ее с верблюжонком и помогают добраться до стада.
Так было и с матерью Яшки. Она ушла в барханы, но стая волков почуяла добычу и окружила ослабевшую верблюдицу. На глазах у новорожденного верблюжонка восемь волков растерзали его мать. Прискакавшие погонщики, отогнав волков, увидели в кустах испуганного верблюжонка. Тот громко кричал и долго не мог успокоиться. Люди забрали его к себе и назвали Яшкой. Они кормили его из соски молоком и воспитывали. Яшка многому научился у людей, а вот пугливость свою так и не смог преодолеть.
Впереди на холме показалась деревушка. Несколько домов на песчаной почве стояли в окружении саксаулов. Запах сухого кизяка смешивался с ароматом полыни.
Картина вечно движущегося песка завораживала. Ветер уносил верхний слой, обнажая ослепительно белые, не тронутые временем ракушки. Гирлянды белых ракушек рассыпались по песку и сверкали на солнце свежестью утренних лилий.
Несведущие люди почти уверены, что песок непригоден для жизни. На самом деле здесь протекает жизнь целого народа.
Верблюды не оставляли следов на траве в степи, и здесь, в песках, путники увидели новую картину, поражавшую своей целесообразностью. Следы от мягких ступней верблюда лишь на мгновение запечатлялись на зыбучей поверхности песка. Верблюды не шли, а скользили, как настоящие корабли пустыни. А вот лошадь не чувствовала себя уютно на песке. Пронзая его своими острыми копытами, она спотыкалась. Но лошадь покорна хозяину и бредет туда, куда он указывает.
Пустыня – стихия для верблюда и дорога для лошади.
Танец судьбы
23 апреля 2002 года. Хулхута (Калмыкия, Яшкульский район) – Ацан-Худук (Калмыкия, Яшкульский район, кордон заповедника) – 32 км
Раннее утро. Уже выглянуло солнце, но еще прохладно. Без плаща утром не обойтись. Здесь весной как никогда чувствуется резко континентальный климат. Ночью иней, днем жара. И всегда дует ветер: полгода в одном направлении, полгода – в другом. Даже Беркут – собака Сарсынбая, бегущая с нашим караваном, – заметно мерзнет по утрам, а днем ищет водоем, чтобы освежиться.
Я люблю кормить Яшку с рук верблюжьей травой – дикой сурепкой. Эта высокая трава с желтыми соцветиями – после верблюжьей колючки самое любимое лакомство верблюдов.
Верблюд устроен совершенно для того, чтобы переносить зной, жажду и долгое отсутствие еды. Горб верблюда содержит жир и служит источником питания на случай наступления худших времен. Если бы жир у верблюда был распределен более или менее равномерно по всему туловищу, как у других животных, это бы затруднило охлаждение тела при сильной жаре.
Встречали нас в Хулхуте, как и в других селениях, очень приветливо. Калмыки на каждой стоянке устраивали для нас поистине праздничный прием. Ставили большую нарядную кибитку, накрывали щедрый стол с национальными блюдами, устраивали концерт.
Люди, живущие в Калмыкии, говорят, что через караван они для себя по-новому открывают степь.
