Стремянной стрелецкий полк вышел тогда сражаться против семеновской пехоты и конницы московского дворянства.
Потешные битвы – вот два стрелецких полка действуют друг против друга, вот потешные бьются со стрельцами Сухарева полка – сменяли одна другую, сражения завершались фейерверками, фейерверки – разгульными пирами.
Петр I так увлекся «потехами», что начал уклоняться от участия не только в дворцово-обрядовом протоколе
[86], но и в традиционных для Романовых богомольях.
19 сентября он должен был ехать к Троице, где еще год назад искал укрытия от Софьи, но у дочери Патрика Гордона случилась свадьба с капитаном Даниилом Кравфордом, и Петр I так и не выбрался к празднику преподобного Сергия Радонежского.
И все чаще и чаще среди описаний развлечений Петра мелькает имя Франца Лефорта. Как отмечает М.М. Богословский, «3 сентября мы видим Петра у Лефорта и затем в последние месяцы 1690 года царь беспрестанно в Немецкой слободе то у одного, то у другого из своих новых, столь различных по характеру приятелей-иноземцев. Патрик Гордон, шотландец по происхождению, ревностный католик по вере и верный яковит по политическим убеждениям, рано покинул родину, служил в шведских и польских войсках, в 1660-х гг. попал в Россию и участвовал в войнах времени царя Федора и царевны Софьи. В момент знакомства с Петром это был уже человек немолодой – в 1690 г. он отпраздновал свое 55-летие. Его прямая и честная натура, продолжительная и богатая опытом служба снискали ему глубокое уважение не только в Немецкой слободе, но и в московских правительственных сферах. Молодому Петру он стал необходим как опытный советник и руководитель, в особенности в воинских потехах.
Иного характера был Лефорт. Швейцарец из Женевы, следовательно, француз, человек, не отличавшийся ни выдающимися способностями, ни обилием знаний, но полный жизни, весельчак, занимательный собеседник и добрый товарищ… Лефорт сделался поверенным Петра в его сердечных делах в слободе»…
Франц Лефорт, как отмечал князь Б.И. Куракин, научил Петра I «с дамами иноземными обходиться, и амур первый начал быть».
«Амур первый» – это роман русского царя с Анной Монс, любовницей самого Лефорта. Чтобы сделать и любовницу свою, и всю семью Монсов, как выражался Гюйсен, соучастницей своего счастья, Лефорт и свел Анну Монс со своим другом – двадцатилетним русским царем.
Сводничество Лефорта вызвало его ссору с братом царицы Евдокии Анрамом (Абрамом) Лопухиным. В ссору вмешался Петр I, зверски избив шурина. Веселая и любвеобильная дочь виноторговца умела плясать без устали и так ловко осушала бокалы, что совершенно покорила Петра.
«Это был тип женщины легкого поведения, обладающей наружным лоском, тем кокетством, которое кажется отсутствием всякого кокетства и способно обворожить пылкого человека, но само по себе заключает неспособность любить никого и ничего, кроме суеты и блеска житейской обстановки», – пишет Н.И. Костомаров.
По утверждению немецких источников, Анхен, напротив, была умна и добродетельна, не знала кокетства и пленяла мужчин, сама того не желая.
Насчет добродетельности Анны Монс говорить трудно, как и о добродетельности любой другой проститутки. Из показаний, зарегистрированных в Столбцах Преображенского приказа, явствует, что, даже вступив в связь с Петром, Анна Монс продолжала поддерживать любовную связь с Францем Лефортом.
Началом романа с Анной Монс и завершается 1690 год, который действительно стал переломным и в царствовании Петра I, и в истории всей России.
5
Как оценить значение первых лет последнего десятилетия XVII века, когда после смерти патриарха Иоакима Петр I лишился, кажется, последней стесняющей его своеволие узды?
Н.И. Павленко, исследуя биографию Петра I, справедливо отметил, что «правительство молодого Петра было скудно талантами. Печать этой скудности лежит на поверхности – достаточно перелистать страницы, на которых запечатлено законодательство первых лет царствования Петра: в нем невозможно обнаружить твердой направляющей руки. Оно плелось в хвосте событий, как-то реагируя лишь на то, что вызывалось потребностями сегодняшнего дня»
[87]…
Но, собственно говоря, а что еще могло произойти, когда царь, удерживающий в своих руках всю полноту власти (царь Иван с самого начала смирился с первенством Петра!), при этом как бы устраняется от правления…
Действительно, когда читаешь подробные описания «Марсовых и Нептуновых потех», фейерверков и бесконечных пьянок в Немецкой слободе, возникает ощущение, что Петр I совершенно отказался от власти, поскольку собственно царскую власть он использует лишь для материального обеспечения собственных игр.
Затраты эти, правда, постепенно разрастались до государственных масштабов. В Переславле-Залесском началось строительство царского дворца, необходимого для проведения «Нептуновых потех», а «Марсова потеха», происходившая 6–9 октября 1691 года, по материальным затратам сравнима со сражением настоящей войны.
Все полки тогда были разделены на две армии.
Первой армией, которую Петр именовал «нашей», командовал «генералиссимус» князь Федор Юрьевич Ромодановский. В состав ее входили Преображенский и Семеновский полки, а также два выборных солдатских полка с конным отрядом рейтар и гусар.
Второй «неприятельской» армией командовал другой «генералиссимус» – Иван Иванович Бутурлин, и в состав ее входили стрелецкие полки.
Ключевой эпизод сражения произошел 6 октября, когда Иван Иванович Бутурлин, видя, что дело «приходит к худобе, а не к лучшему», попытался захватить конными ротами армию Ромодановского врасплох и взять «генералиссимуса» в плен. Он почти достиг успеха, но тут в дело вмешался «ротмистр» Петр Алексеев, который не «допустил» Голицына до Ромодановского, самолично «захватив» Голицына в плен. Нетрудно догадаться, что отважным ротмистром был сам царь Петр I, который никак не мог допустить, чтобы наша, то есть его, армия потерпела поражение от стрельцов-неприятелей. В «Марсовых потехах» стрельцам, по воле Петра, всегда отводилась роль побежденных.
С этой победой и вернулись в Преображенское.
Впереди шла конница, за ней ехал «генералиссимус» Ромодановский. Перед ним волокли по земле поверженные знамена стрелецких полков.
Знамена эти были совсем не игрушечными. По капризу Петра I или по подсказке иностранных советников, но волокли по грязи знамена настоящих боевых русских полков…
