Параллельно с этим верховники провели аресты оппозиционеров, на которых показал взятый на пытку полковник П.С. Сумароков.
По справедливому замечанию В.О. Ключевского, новая императрица привезла в Россию только злой и малообразованный ум да ожесточенную жажду запоздалых удовольствий и грубых развлечений…
Она не способна была – и на этом и строился расчет князя Дмитрия Михайловича Голицына! – самостоятельно вести борьбу за власть. И для того и опекал императрицу Василий Лукич Долгорукий, чтобы не допустить к ней нежелательных советников.
Но тут верховники просчитались. Андрей Иванович Остерман переиграл своих коллег по Верховному совету и сумел установить связь с государыней по дамской линии. Направляемая этим опытным политиканом, Анна Иоанновна и совершила свои первые шаги в борьбе за власть.
Когда Преображенский полк и кавалергарды явились приветствовать новую императрицу, она объявила себя полковником преображенцев и капитаном кавалергардов. Это было нарушением прямо оговоренного в «Кондициях» пункта, по которому Анна Иоанновна не могла назначать начальствующих в войске лиц, но верховники не дерзнули принять вызов.
И вот 14 февраля 1730 года министры, сенаторы, представители генералитета и дворянства прибыли во Всесвятское, чтобы представиться новой императрице.
«Благочестивая и всемилостивейшая государыня! – обратился к Анне Иоанновне князь Дмитрий Михайлович Голицын. – Мы – всенижайшие и верные подданные Вашего Величества, члены российского Верховного совета, вместе с генералитетом и российским шляхетством, признавая Тебя источником славы и величия России, – являемся вручить Тебе Твой орден Святого Андрея, первейший и самый почетный, а также и орден Святого Александра Невского, установленный императором Петром I по случаю славного мира с могущественным государством шведским, дабы Ты своевременно носила каждый из них и жаловала бы ими тех, кого признаешь достойными»…
– Ах да, – сказала Анна Иоанновна. – Я забыла надеть их!
И непонятно было, то ли по глупости она сказала так, то ли хотела показать, насколько мало нуждается в милостях верховников.
– Мы благодарим Тебя за то, что Ты соблаговолила принять наше избрание Твоей особы Всемилостивейшей императрицей для царствования над нами… – с нажимом сказал Голицын, и в его словах зазвучали угрожающие нотки. – Благодарим Тебя за то, что Ты удостоила принять из наших рук корону и возвратиться в отечество; с не меньшей признательностью благодарим мы Тебя и за то, что Ты соизволила подписать кондиции, которые нашим именем предложили Тебе наши депутаты на славу Тебе и на благо Твоему народу.
Дмитрий Михайлович Голицын умолк, наступила тишина, все ждали ответа императрицы. Рослая и тучная, с мужеподобным лицом, стояла она посреди зала. Отвергнет она претензии Голицына или признает их? От этого теперь зависело всё…
Анна Иоанновна поступила, как присоветовал Остерман.
– Дмитрий Михайлович и вы, прочие господа из генералитета и шляхетства! – сказала она. – Да будет вам известно, что я смотрю на избрание меня вами Вашей Императрицей как на выражение преданности, которую вы имеете ко мне лично и к памяти моего покойного родителя.
Это был мастерский ход.
Напомнив, что она является дочерью старшего брата Петра I, Анна Иоанновна превращала свое избрание в единственно возможный по закону акт. Она занимала трон как представительница старшей ветви царского дома. Не бедная курляндская вдова, облагодетельствованная верховниками, стояла сейчас перед министрами, сенаторами и генералами, а государыня более законная, чем Екатерина I и даже Петр II.
– Я постараюсь поступать так, что все будут мною довольны… – продолжала свою речь императрица. – Согласно вашему желанию я подписала в Митаве кондиции, о которых упомянул ты, Дмитрий Михайлович, и вы можете быть убеждены, что я их свято буду хранить до конца моей жизни в надежде, в которой я и ныне пребываю, что и вы никогда не преступите границ вашего долга и верности в отношении меня и отечества, коего благо должно составлять единственную цель наших забот и трудов.
Этими словами императрица не только отвергала претензии верховников на ее благодарность как «бедной вдовы», но и прямо угрожала им. Впервые открыто было объявлено, что, вопреки прежним утверждениям верховников, «Кондиции», которые подписала она, подписаны согласно их требованию.
На следующий день, охраняемая кавалергардами, капитаном которых она объявила себя, Анна Иоанновна въехала в Москву.
Как утверждали современники, она и выглядела уже иначе, чем по прибытии из Митавы. Изящнее сделались руки, прелестнее глаза, величественнее фигура. Красивой Анну Иоанновну пока не решались назвать, но уже многие были очарованы ею…
6
Верховники рассчитывали ввести в России конституцию тайно. Реальная власть тоже утекла из их рук как-то непонятно и тайно для них.
18 февраля Верховный тайный совет обсудил и утвердил форму присяги новой государыне. В текст («Кондиции» еще действовали) включили формулу о верности государыне и Верховному тайному совету, но, когда в день присяги, 20 февраля, Феофан Прокопович потребовал, чтобы ему дали текст для предварительного ознакомления, оказалось, что эта формула, неведомо когда, изменилась и упоминания Совета там нет…
Любопытно, что 20 февраля гвардейские полки к присяге Анне Иоанновне приводили, окончательно подрывая свою власть, сами реформаторы, командиры этих полков, фельдмаршалы Долгоруков и Голицын…
Может быть, этого они и не стали бы делать, но положение усугублялось цейтнотом, в который попали верховники.
Ну а через пять дней наступил финал.
25 февраля 1730 года во дворце собрались представители трех партий: верховники-реформаторы; шляхетские конституционалисты, поддерживавшие ограничение самодержавия, но выступавшие против Верховного тайного совета; и самодержавники во главе с Остерманом, поддерживаемые офицерами гвардии.
Андрею Ивановичу Остерману накануне удалось провести блистательную интригу. Напугав конституционалистов-шляхтичей арестами, которые якобы собираются провести верховники, он привлек их на сторону своей партии…
Н.И. Костомаров так описывает сцену краха конституционных надежд…
Утром 25 февраля явилась во дворец толпа шляхетства. По одним известиям, число явившихся простиралось до восьмисот человек, по другим – до ста пятидесяти. На челе их был князь Алексей Михайлович Черкасский.
Он
[103] подал государыне челобитную, в которой изъявлялась благодарность за высокую милость ко всему государству, выраженную в подписанных ею пунктах, а далее сообщалось, что «в некоторых обстоятельствах тех пунктов находятся сумнительства такие, что большая часть народа состоит в страхе предбудущаго беспокойства»…
