На овдовевшей племяннице Анне Иоанновне Петр I тоже остановил свой черный, светлый, веселый и страшный взгляд. И этот взгляд и был приказ Бирону быть.
Такое ощущение, словно в каком-то гениально-злобном озарении Петр I предугадал Бирона, увидел в нем продолжателя своего главного дела и сам и назначил его в правители.
На наш взгляд, было бы неверно противопоставлять Бирона Петру I только потому, что многое, построенное Петром I, при Бироне стремительно разрушалось или наполнялось содержанием, противным тому, которое хотел вложить Петр…
Все гораздо сложнее, и многое в царствовании Анны Иоанновны и Бирона при внимательном рассмотрении оказывается подчинено той логике выхода из духовного пространства Святой Руси, о которой и думал Петр I, когда «на берегу пустынных волн стоял Он, дум великих полн, и вдаль глядел»…
При Анне Иоанновне процесс этот оказался продолженным, и перерождение страны и династии начало становиться, по крайней мере, в Петербурге той реальностью, которую посторонние наблюдатели воспринимали уже как подлинное содержание всей русской истории и русской жизни.
Следом за Фридрихом Христианом Вебером, автором «Преображенной России», уже цитировавшийся нами, Педер фон Хавен искренне думал, что так же, как Петр I, и предшествовавшие ему русские цари и князья любили католиков и протестантов.
«Прежде, – писал фон Хавен, рассказывая об Александро-Невской лавре, – это был маленький монастырь, основанный русским героем по имени Александр или посвященный ему; он в XII веке защищал русскую веру и в битве одолел татар на том месте, где теперь на берегу Невы построен монастырь, почему его и назвали Невским».
Ошибка знаменательная. Простодушные протестанты не понимали, что благоверный князь Александр Невский сражался за православие не с татарами, а с предками самого фон Хавена и Фридриха Вебера.
И не потому совершалась эта ошибка, что невозможно было уточнить этот факт. Нет, постороннему наблюдателю в Петербурге и в голову не могло прийти, что Петр I поклоняется святому, всю земную деятельность которого он зачеркивает своими реформами.
Да и как могло прийти в голову путешественнику, попавшему в Петербург, мысль, что Россия когда-то боролась за свое православие, за сохранение национального порядка и обычаев, если Петр I все монастыри предлагал обратить «в рабочие дома или дома призрения для подкидышей или военных инвалидов, монахов превратить в лазаретную прислугу, а монахинь – в прядильщицы и кружевницы, выписав для того кружевниц из Брабанта»?
3
«Пожалуй, не найти другого такого города, где бы одни и те же люди говорили на столь многих языках, причем так плохо… – писал о Петербурге фон Хавен. – Но сколь много языков понимают выросшие в Петербурге люди, столь же скверно они на них говорят. Нет ничего более обычного, чем когда в одном высказывании перемешиваются слова трех-четырех языков. Вот, например: Monsiieur, Paschalusa, wil ju nicht en Schalken Vodka trinken, Isvollet, Baduska. Это должно означать: “Мой дорогой господин, не хотите ли выпить стакан водки. Пожалуйста, батюшка!”. Говорящий по-русски немец и говорящий по-немецки русский обычно совершают столь много ошибок, что строгими критиками их речь могла бы быть принята за новый иностранный язык. И юный Петербург в этом отношении можно было бы, пожалуй, сравнить с древним Вавилоном».
Сравнение Петербурга с Вавилоном отражает, как нам кажется, не только языковую ситуацию в юной столице Российской империи…
Посмотрим еще раз, что происходило в этом северном Вавилоне на русском троне…
После Петра I, который стал последним русским по крови русским императором, на трон была возведена чистокровная немка Екатерина I. Ее сменил на троне полунемец Петр II. После его смерти верховники возвели на престол русскую императрицу Анну Иоанновну. Незамужняя Анна Иоанновна в самом начале правления объявила своим наследником будущего сына единственной племянницы – дочери старшей сестры Екатерины Иоанновны и герцога Мекленбург-Шверинского – Анны Леопольдовны, хотя та еще не только не вышла замуж, но и не достигла совершеннолетия.
Тем не менее все произошло по воле императрицы, и русский престол был передан полунемке Анне Леопольдовне и ее сыну – на три четверти немцу Иоанну Антоновичу, а правителем назначен чистокровный немец Бирон.
Скоро его свергнет такой же немец Миних, а полунемку Анну Леопольдовну и на две трети немца Иоанна Антоновича свергнет полунемка Елизавета Петровна, назначившая своим наследником немца на три четверти – Петра III, которого свергнет уже чистокровная немка Екатерина II…
Что это?
Мистический ужас вызывает это перерождение династической крови.
Но оно вытекало из всего хода петровских реформ, как и совершающееся в годы царствования Анны Иоанновны разделение населения Российской империи на закрепощенных русских рабов и на трусливую, вненациональную касту господ.
Разумеется, сопротивление продолжалось, но оно жестоко подавлялось, независимо от того, где оно было обнаружено. В 1732 году беглый драгун Нарвского полка Ларион Стародубцев объявил себя сыном Петра I – Петром Петровичем. Стародубцева схватили и после пыток в Тайной канцелярии труп его сожгли…
В январе 1738 года на Десне появился человек, назвавшийся царем Алексеем Петровичем. Его поддержали солдаты. В церкви был устроен молебен, собравший толпы людей.
Но и этого самозванца схватили и вместе со священником, служившим молебен, посадили на кол.
«Высочайшие манифесты превратились в афиши непристойного самовосхваления и в травлю русской знати перед народом, – писал В.О. Ключевский. – Казнями и крепостями изводили самых видных русских вельмож – Голицыных и целое гнездо Долгоруких. Тайная розыскная канцелярия, возродившаяся из закрытого при Петре II Преображенского приказа, работала без устали, доносами и пытками поддерживая должное уважение к предержащей власти и охраняя ее безопасность; шпионство стало наиболее поощряемым государственным служением…
Ссылали массами, и ссылка получила утонченно-жестокую разработку…
Зачастую ссылали без всякой записи в надлежащем месте и с переменою имен ссыльных, не сообщая о том даже Тайной канцелярии: человек пропадал без вести»…
Впрочем, открыто тоже казнили, и хотя казнили в промежутках между маскарадами и другими потехами, но казнили со вкусом и размахом.
Вскоре после «ледяной» свадьбы, на Светлой седмице 1740 года, арестовали, например, главу кабинета министров Артемия Петровича Волынского. Не сберегла его мудрость, позволявшая ему так верно прозирать судьбу новой русской аристократии.
Предлогом для ареста кабинет-министра послужило избиение им поэта Василия Тредиаковского, но в Тайной канцелярии выяснилось, что Волынский неуважительно высказывался и об императрице. Говорил: дескать, наша государыня гневается, иногда сама не знаю за что, резолюции от нее никакой не добьешься, герцог что захочет, то и делает.